Эспен был прав насчет него. Как и Аги. И я знал, что если Лэтам последует за мной, то и другие тоже.

Он сжал мое плечо, и я подошел к Фрейдис. Она стояла, распрямив спину, ее бледное лицо сияло в короне рыжих кос, переплетенных у нее на затылке.

– Фрейдис, предводительница Лунда. Ты примешь меня? Последуешь ли за мной, чтобы бок о бок сражаться с врагом?

Она взяла у меня чашу и сделал глоток. Обняв меня, она положила голову мне на плечо.

– Да.

Она разжала объятия, и я двинулся дальше, заглядывая в глаза каждого мужчины и женщины, среди которых я вырос. Они были вдвое, а некоторые и втрое старше меня, но они доверяли Эспену и готовы были рисковать не только собственными жизнями, но и будущим своих семей.

Теперь же они доверились мне.

Остановившись перед Эгилом, последним деревенским предводителем, я почувствовал, как странное ощущение пронзило меня изнутри, тихим шепотом всколыхнув мою душу, и я глянул на распахнутые в ночь двери ритуального дома. И сразу все понял. У меня перехватило дыхание, когда я увидел их лица.

Моя семья.

Мои братья Фиске и Ири стояли рядом с Элин в проходе под аркой, вглядываясь в толпу. Мама вошла в двери следом за ними и, увидев меня, прижала ладонь к губам.

Я с трудом проглотил подкативший к горлу комок, изо всех сил стиснув чашу, чтобы унять дрожь.

– Эгил, предводитель Эдра. Ты примешь меня? Последуешь ли за мной, чтобы бок о бок сражаться с врагом?

Он взял у меня чашу, и я взглянул на Фиске. Он не сводил с меня глаз, его губы шевелились, произнося молитву, которую я не слышал. Ири и мама вторили ему, но Элен молча застыла на месте, и даже издалека я видел, что по ее лицу струились слезы. Я знал этот взгляд, хотя раньше редко замечал его. Казалось, она была отлита из железа и стали. Она была тверже льда на замерзшем зимой фьорде.

Но сейчас ей было страшно.

Това

СКЖОЛДР СИЯЛ, словно маяк в ночи.

Я сидела на земле около своей постели, глядя наружу сквозь просвет в складках шатра. Снаружи воины Свелл собирались вокруг дымящих костров, пили эль и доедали остатки снеди. Для многих из них этот ужин должен был стать последним. Но Гюнтер по-прежнему стоял у входа в шатер, его тень четко вырисовывалась на полотняной стене.

Я все еще ощущала удушливый дым от горящей смолы на траве и не могла избавиться от мысли, что завтра такой же смрад наполнит Хайлли. И на закате я буду стоять на холме, глядя, как раскинувшаяся вдали деревня народа Надир растворяется в тумане.

Мне хотелось знать, вернулся ли Халвард домой. Я представила, как он спит в своей постели в тепле родного дома, убаюканный плеском морских волн. Но если он вернулся домой, то сейчас не спал. Сейчас воины Надир готовились к сражению, в котором не смогут победить. И это я привела войну к фьорду.

Человек из племени Кирр ощущал себя на большой земле, словно призрак. Неупокоенный дух, оставшийся вечно бродить в этом мире. Я закрыла глаза, передо мной во тьме снова возникли те же видения, что и в Льйосе, когда я воскуривала белену. Серебристо-серые воды. Черная скала, скрывавшаяся в тумане, нависшем над морем. Умелые руки, трудившиеся над моими татуировками при свете свечи, и негромкий, хрипловатый женский голос, напевавший песенку.

Дом. Но даже это уже не было правдой. Потому что, несмотря на символы, покрывавшие мою кожу, кровь, струившаяся в моих жилах, стала мне чужой.

До меня снова донесся шорох шагов Гюнтера около палатки, а затем я услышала голос Джоррунда. Мгновение спустя он заглянул в палатку.

– Пойдем, Това. Ты нужна мне.

Но я понимала, чего он хочет. Знала это с того дня, как мы отправились в Хайлли. Он хотел, чтобы я разложила руны перед сражением. Чтобы снова запятнала руки кровью.

– Нет, – едва слышно произнесла я, и у меня не хватило духу поднять на него глаза. Я впервые осмелилась отказать Джоррунду. Впервые в жизни я ослушалась его.

Он замер передо мной, лишившись дара речи.

– После того, как я в последний раз раскладывала руны, вы убили всех мужчин, женщин и детей, сначала на поляне, а потом в Ютане. Я не стану делать этого снова. Никогда. Если хотите захватить Хайлли, делайте это без меня.

Я слегка коснулась кончиками пальцев лезвия топора, лежавшего у меня на коленях, обводя изображение тисового дерева на блестящей стали. Я не стану так поступать с жителями Хайлли. И с Халвардом.

– Това… – Джоррунд из последних сил старался говорить спокойно.

– Я уже сказала тебе, – я смерила его взглядом, – это ошибка.

Но он не слышал меня, погрузившись в собственные мрачные мысли.

– Я спас тебе жизнь. Я относился к тебе, как к родной, – бормотал он, – у тебя было все.

– Все, кроме правды, – поправила его я.

Он оскалил зубы.

– Что?

– Что та Прядильщица сказала тебе обо мне? Кто я?

– Она ничего мне не рассказала.

– Кто я, Джоррунд? – настаивала я. – Скажи, прошу.

– Я не знаю! – Он спрятал дрожащие руки в складках мантии, удивляясь собственному волнению. Закрыв глаза, он несколько раз глубоко вздохнул, прежде чем снова заговорить: – Я знаю лишь то, что Эйдис привела тебя к нам. Ко мне. Я много раз рассказывал тебе эту историю.

– Здесь есть что-то еще. Ты чего-то недоговариваешь. Я всегда это знала. Но думала, что со временем… Я думала, что могу доверять тебе, – прошептала я.

– Това, – его тон смягчился, – послушай меня.

– Нет, – снова воскликнула я, и на этот раз мой голос прозвучал гораздо увереннее.

В его глазах промелькнул опасный огонек, словно высеченный огнивом.

– С того дня, как я нашел тебя в той наполовину обгоревшей лодке, я только и делал, что заботился о тебе. Твой народ…

– Что? – хрипло произнесла я, теряя слова, которые унесла буря, внезапно разразившаяся в моей душе. Я вскочила, нащупывая на груди мешочек с рунами. – Что ты сказал?

– Я сказал, что только и делал, что…

– Ты сказал про обгоревшую лодку.

– Что? Нет, я… – Он заикался, путаясь в словах и пытаясь сбить меня с толку.

Но было уже поздно.

– Ты никогда не рассказывал, что та лодка наполовину сгорела.

– Я сто раз рассказывал тебе про лодку.

– Ты только что сказал, что нашел меня в обгоревшей лодке. Раньше ты об этом не говорил.

– И что с того? – он отмахнулся от меня. – Твой народ отрекся от тебя, Това. Они избавились от тебя.