иронией в голосе, но переводя все в юмор, сказал:

— Хотите, наверное, сказать, что такая в России традиция — опаздывать… Замечу вам, однако, у нас называется это иначе: мы не опаздываем, а задерживаемся.

Все рассмеялись. Нексин продолжал:

— Конечно, нехорошо опаздывать, поэтому еще раз прошу прощения… Но что правда, то правда, традиция существует, и у нее есть предыстория… Дело все в том, что задерживаться — это правило, а не плохая привычка, как многие полагают, — вошло оно в нашу жизнь еще с княжеских времен Руси. Сами понимаете, не царское было дело появляться на каких-то мероприятиях в одно время со своими подданными, они должны были ждать, маяться и знать свое место… — Нексин засмеялся громче гостей и сказал: — Только не подумайте, что и я царь.

Переведя дух, Нексин обратился к Борец, которая тоже улыбалась, но настороженно, словно боялась пропустить что-то важное, и поглядывала то на гостей, то на своего директора.

— А вот дольше всех ждала меня и вас Нина Викторовна… И я знаю, что у нее есть замечательная домашняя выпечка; нас ею угостит и сделает очень вкусный кофе… Поэтому проходите ко мне… — Нексин сделал жест, приглашая гостей в кабинет. — Нина Викторовна, позовите к нам Варкентина. Дело в том, господа, что я со своей стороны постараюсь вам помочь, насколько от меня зависит, но все вопросы, касающиеся заготовки и поставок древесины, гораздо лучше знает мастер лесхоза Варкентин…

Выпивая кофе, Нексин сделал комплимент Валксу:

— Вы хорошо говорите по-русски.

— Ничего особенного, — ответил Валкс. — Я учился в советской школе, и там русский язык был обязательным, по-другому нельзя было.

— Теперь стало иначе?

— Да, иначе. Теперь у нас русский не учат, а учат обязательно английский, и молодежь не знает ваш язык.

— Понятно… Стали самостоятельными… Дела-то идут лучше или хуже?

— Слава богу, дела идут неплохо, порядка стало больше. У меня свое дело, и я доволен.

— Раз все так хорошо, почему едете к нам, где, как сами утверждаете, нет порядка? — задал провокационный вопрос Нексин. — Обычно еще добавляют, что у русских нет порядка, потому что они имеют особенное состояние души.

Валкс, не готовый к такому повороту разговора, немного стушевался и вопросительно посмотрел на Либерса, ища у него поддержки. Либерс, в свойственной ему манере, спокойным и вкрадчивым голосом за него ответил:

— Олев — бизнесмен, и его мало интересует политика. Так ведь, Олев?

— Так-так!.. Моя работа — это бизнес, и чтобы было выгодно всем, — сказал Валкс и добавил: — Я, конечно, тоже не раз слышал выражение, что вы имеете особенное состояние души.

— И правильно делаете, что приезжаете к нам, это очень хороший шаг, сотрудничать нужно. Что касается души… Все это глупости, у меня свое на этот счет мнение, боюсь идущее вразрез с мнением пастора. Либерс, вы, как священник, на меня не обижайтесь, пожалуйста. Если руководствоваться вашими воззрениями, душа живет в теле… Так?.. Однако, заметьте, люди бывают и нетрезвыми… И если следовать простой логике, то у пьяного, соответственно, не может быть трезвой душа, которая неотделима от тела. — Нексин на мгновение замолчал, поморщился, вспомнив что-то неприятное, и продолжил: — У нас пьют, к сожалению, сильно… Получается, что в пьяном теле пьяная душа, поэтому, наверное, мало порядка.

Валкс и Либерс слушали его с интересом. Им была приятна самокритика несколько необычного, по их мнению, директора лесхоза. Валкс решил смягчить разговор и сказал:

— Хотите маленький анекдот по теме, в нем речь как раз о душе и теле?.. — Не дожидаясь ответа, продолжил: — В семинарии студенту попался билет, в котором был вопрос: «Живет душа отдельно от тела?» — «Да, господин профессор, — отвечал семинарист, — они живут порознь». Профессор от неожиданности даже привстал: «Молодой человек, вы где набрались такой ереси?.. Да будет вам известно, что душа покидает бренное тело лишь после смерти». — «Как же, господин профессор, я давеча приходил к вам домой за книжкой лекций; вы долго не открывали дверь, но я слышал, как вы сказали: «А теперь, душа моя, иди, да поскорей, и старайся низами и огородами, чтобы никто тебя не заметил…»

Нексин громко рассмеялся и сказал:

— Обязательно запомню. За меня можете быть спокойны, со мною все в порядке, раздвоением личности не страдаю, мною руководит разум.

— Все люди, конечно, разные, — глубокомысленно заключил Либерс. — Но замечу, что очень опасно, когда мы отдаем предпочтение только разуму… Он слишком холоден и прост, чтобы уловить все оттенки наших настроений, а вот душа и сердце тем хороши — а душа, смею вас заверить, есть! — что позволяет человеку понять лучше другого человека, поэтому нужно прислушиваться к душе. Выражусь иначе: именно душа дает возможность постичь другого человека, этим мы и отличаемся от братьев меньших… — Он вдруг с опаской оглянулся на чучело совы. — Интересная вещь, очень искусно сделана… Кстати, а почему у вас нет цветов, не вижу никаких растений?..

— Они были в этом кабинете, — сказал Нексин. — Стояло деревце лимона, но я попросил вынести, на нем сильно собиралась пыль… Сова — другое дело, конечно, хотя тоже хороший пылесборник, но, согласитесь, она великолепна, и с нею, между прочим, связана целая история, произошедшая в этих местах, ее вам как-нибудь расскажет Нина Викторовна. — Нексин подошел и погладил мощный клюв птицы. — Разговор у нас получился интересный, но пришли вы за другим… Что-то запаздывает Варкентин… Может, еще по кофе?..

Либерс, ведя беседу с Нексиным, находил в этом противнике всего религиозного и такие качества, как обязательность и умение вести дела. В то же время ему, как человеку, связанному с отправлением религиозного культа, сталкивающемуся в жизни с явлениями, которые порой не имели научного объяснения, априори что-то подсказывало, что директор — человек опасный и было бы лучше с ним не иметь дел. Либерс не хотел делиться своим мнением с Валксом, зная наперед, что тот может его и высмеять, но имелось одно обстоятельство, которое заставляло пастора так думать. Дело в том, что после пребывания Нексина в молитвенном доме во время службы — Нексин тогда стоял за кадушками с комнатными растениями — часть этих растений буквально на второй день стала чахнуть, а фикус вовсе погиб. Либерс видел, как Нексин поглаживал ствол и листья именно фикуса. Священник знал, что такие люди есть; наука, не умея никак объяснить их особенность, называет их людьми с плохой энергетикой. Но сейчас Либерс был на деловой встрече, которую сам же и просил организовать, поэтому Нексину должен был сказать что-то лестное и приятное, и произнес:

— Не откажусь еще от чашки кофе, и вот