— Обузу?..

Ведьма всё так же не поднимала на него глаз, и лицо её оставалось непреклонно-бесстрастным. Он мог многое поведать ей о том, чего стоили ему те недели, когда она была "обузой", но не стал, зло выдохнув сквозь зубы.

Она ждала с поистине великосветской покорностью. Даже удивительно, как мягкий абрис её усталого лица, округлость щеки таит столько невысказанной воли.

— Как вам будет угодно. — Демиан не желал спорить, не теперь, не с ней. И потому он сказал просто: — Я лишь рад тому, что вы невредимы.

— Благодарю, — тихо отмолвила она, и её длинные ресницы на миг опустились.

Герцогиня не собиралась отступать.

— Хорошо. И что вы предлагаете, госпожа?

— Внести свой вклад, не более. Мне дана возможность находиться в двух местах одновременно, и я намереваюсь использовать её с наибольшей отдачей.

Демиан скоро понял, к чему она ведёт.

— Так ли это разумно? У кого-то могут возникнуть вопросы.

— Риски минимальны, — рассудительно возразила она, и по тому, как последовательно Диана приводила доводы в пользу своей идеи, было очевидно: герцогиня всё тщательным образом обдумала.

Когда, неужели за утренние часы?

— Предел велик. Почты приходится дожидаться так долго, что известие теряет по дороге всю свою свежесть. Без посредства магии и человек и письмо путешествуют неделями, а то и месяцами. Никто не поручится наверняка, будто в один и тот же день видел меня в Кармаллоре и Чаруте.

— И что же вы полагаете делать в Чаруте?

— Не делайте вид, что не понимаете меня, Магистр, — сухо произнесла она. — Герцог Фэлан, леди Нелисса, оставшиеся родственники отца и матери... я приобрела некоторые знакомства.

— Герцог Фэлан... — протянул Демиан и, наконец, добился ответной реакции.

Взгляд Дианы гневно полыхнул.

— Не притворяйтесь, это, право, не смешно! Милостивая Хозяйка! — воскликнула она разрумянившись. — Да, герцог Фэлан! Что вы можете сказать против него?

— Совершенно ничего, — по чести ответил Демиан. — В высшей степени достойный человек.

Диана только кивнула. Она досадовала на свою вспышку, а Демиан откровенно любовался её оживившимся лицом и румянцем, рдеющим на скулах.

К хранительнице скоро возвращалось самообладание. Впервые за всё время разговора она посмотрела Магистру прямо в глаза.

— Полагаю, в герцогских гостиных моя ценность будет выше, чем здесь, — сказала она просто и добавила: — По крайней мере, пока силы хранительницы не восстановятся. Как только это произойдёт, я вернусь... в Телларион или иное место, куда потребуется.

— Вы вольны в своих поступках, — признал Демиан. — Разве я могу вам приказывать? — Про себя он безрадостно усмехнулся: Диана имела основания полагать обратное. — Что ж, поезжайте. Обратитесь к мастеру Крэду, он обеспечит всем, что сочтёте нужным. Мэтр Грайлин также будет рад предложить свои услуги.

Её взгляд потеплел, и ладонь разжалась, коснувшись его руки.

— Я постараюсь быть убедительной рассказчицей и перетянуть на вашу сторону хоть кого-то из владетелей через их жён и дочерей. Со многими я знакома, а скольким прихожусь внучатой племянницей или четвероюродной кузиной — даже не упомню.

— Уверен, не один лорд падёт жертвой вашего обаяния.

— Это пришлось бы весьма кстати, — рассеянно вздохнула она, вероятно, мысленно уже захваченная сборами. — Удачи вам на западе.

— Боюсь, прийти к соглашению будет не так просто, как в Железных горах, — признал он честно — и нежданно для себя самого. — Великий князь может понимать реальность угрозы, но его позиции весьма шаткие. Князья, жаждущие скинуть его с престола, могут воспользоваться его решением поддержать Телларион как предлогом для свержения или поставить Аргаю ультиматум.

— Понимаю. Я тоже думала об этом.

Она ответила очень серьёзно, и Магистр не усомнился: и правда думала. Иначе он и не завёл бы с ней этот разговор о политике. Герцогиня была достаточно умна для них, с какой ещё женщиной он мог поделиться соображениями относительно сил, движущих Пределом? Но, вместе с тем — что это за тема разговоров... с невестой?

— Что ж... — Демиан поднялся и подал руку герцогине. — В таком случае вы обречены на успех. — Он задержал её в руках, но вскоре пришлось разомкнуть эти объятья. — Доброго пути.

Диана смотрела ему вслед — легко уходившему, легко отпускавшему. И вновь, и как всегда — это чувство, будто она вновь что-то делает неправильно... не то говорит. Или не доделала, или не договорила.

Её нынешнее решение — совсем не то, что она обещала прежде. Всегда строгая в оценке собственных поступков, она могла бы упрекнуть себя в малодушии, в попытке отсрочить борьбу со злом или горем, которое она покуда не понимала ясно, лишь предугадывала. Нежелание смиряться с пустым и праздным ожиданием в Телларионе — это несколько оправдывало её в собственных глазах.

Если она нужна будет Демиану, разве не скажет он об этом прямо, разве не так? — спрашивала она себя. Неужели она откажет ему? Та ночь её прибытия — единственный раз, когда он пришёл к ней, точно страждущий за лекарством, — эта ночь всё больше облекалась дымкой нереальности. Магистр, которого она знала, не нуждался ни в утешении... ни в ней.

Диана поняла, что хочет быть нужной. Это было простое и естественное желание, и принятие его пришло также просто и естественно. Нуждался ли в ком-нибудь Магистр? Если и так, он не давал об этом знать. Было ли это проявлением великой силы или же потаённой слабости? Или тем и иным вместе — неразрешимый парадокс, один из многих... с Демианом никогда не было просто. И теперь не стало. Скорей, наоборот, и Диана попросила отсрочки — для себя, у себя самой.

Но всё это позже. А пока ей нужен был сон.

Она несколько раз открывала глаза, но затем лишь, чтобы вновь, ещё глубже погрузиться в дрёму. Напитаться неподвижностью, бездумностью сна, как морская губка, до тех пор пока уже не сможет принять ещё хоть каплю этого лекарства. Когда этот момент настал, воздух уже начал сереть. Диана села и прислушалась к себе. Как и утром прошедшего дня она оставалась всё так же пуста, первоисточник спал, глубоко и крепко. Зато простые физические силы вполне восстановились за почти двадцать часов сна, и требовательное чувство голода это подтверждало. Диана совсем не удивилась, когда меньше чем через минуту тихонько отворилась дверь, и молчаливая Йолль внесла полный поднос.

Диана не стала ни о чём её расспрашивать, только подвинулась на неразостланной постели и приглашающе установила между ними поднос.

Утро набирало силу, пока Йолль молча жевала рогалик, запивая прямо из молочника, а Диана, ужасаясь собственному обжорству, расправлялась с намазанной маслом булочкой с цукатами, ломтями мятного сыра, миской сдобренной орехами каши и крепким настоем пополам с молоком.