— Ты на что-то намекаешь или мне только кажется? — нахмурилась Рита.

— Не кажется. Ты в курсе, что у Бессонова нет алиби на момент убийства?

— Это он сказал?

— Да.

— Странно.

— Почему?

— Да потому, что алиби у него есть. Его алиби — я!

— В смысле?

— Ночь, когда погиб Марк, мы провели вместе, в одном номере хостела в Кронштадте.

— Ты шутишь, да? — оторопел Евгений. — Ты — с ним?!

— Господи, Женька, ну ты и дурак! Мы спали в одном номере, но между нами ничего не было, разумеется. И быть не могло, ведь он для меня как брат, как Мишка, понимаешь, глупая твоя голова!

— Фу ты, напугала! А я уж подумал, что придется отвыкать от Байрамова, с которым я уже смирился, и искать положительные черты у этого странного парня, который выглядит, как младенец Иисус, а ведет себя, как Снежная королева!

При упоминании имени Игоря Рита помрачнела. Чуткий Женька не мог этого не заметить.

— Ты чего?

— Да так, ничего особенного…

— Ну смотри. Хотел спросить тебя о фотке, которую ты забрала из печки, — она еще у тебя?

— Да.

— Я ездил к супругам Литовченко и просмотрел все их фотоальбомы — ничего похожего на людей с того снимка…

— Я как раз собиралась тебе рассказать, — перебила Рита. — Просто столько всего случилось! В общем, на снимке — Стас и его родители.

— Ты уверена?

— Он уверен.

— Но там же девочка была…

— Стас в детстве носил длинные волосы, легко перепутать — даже я «купилась». А родителей его не узнала из-за выжженных сигаретой глаз… Да мне и в голову не могло прийти, что на фотографии родные Стаса!

— А вот я дал маху! — пробормотал Фисуненко. — Почему проигнорировал улику?

— Наверное, потому что счел ее принадлежащей семье, которая владела домом? — предположила Рита. — Честно говоря, я тоже так подумала.

— И все же прихватила с собой снимок и показала Бессонову?

— В том-то и дело, что ничего я ему не показывала! Все вышло случайно, фотка выпала из ежедневника, и Стас узнал на ней себя и родителей.

— Тогда, вероятно, ему известно, кто мог быть на отсутствующей части?

— Стас сказал, что из всех родственников семьи знает только о тетке, с которой он никогда не виделся. Она вроде бы проживает в Белоруссии. Вдруг это она была на фотографии?

— В каких отношениях она находилась с родителями Бессонова?

— Он говорит, в напряженных.

— Причина?

Рита пожала плечами.

— Вот же, чертовщина какая… — пробормотал Женька, почесывая коротко стриженный белобрысый затылок. — А у тетки Стаса дети имеются?

— Вроде да, но что это дает?

— Да в принципе ничего.

— Новости по убийству Марка есть?

— Работаем, — уклончиво ответил Евгений. Однако при виде разочарованного лица подруги добавил: — Нашли машину, на которой, по информации соседей, ездили наши «Полина» и «Вадик». Угнали ее у одного пьянчужки, он даже об угоне не заявлял по причине того, что не заметил пропажи транспортного средства — находился в глубоком запое. Сейчас машина и ее владелец-«синячок» — наши единственные зацепки. Кстати, как и предполагалось, найденные на месте рыжие волоски — из парика.

— Значит, действительно «ряженые»?

— Ага.

— И как же вы будете их искать? — расстроилась Рита. — Скорее всего, реальные убийцы Марка выглядят совершенно не так, как описывают соседи!

— Ничего, найдем, — уверенно пообещал Женька. — Обязательно!

— А как насчет стрельбы?

— Ну, мать, ты слишком много хочешь — это ж только сегодня произошло! Буду держать тебя в курсе. Но я бы на твоем месте и Мирского со счетов не сбрасывал. Этот мужик все делает с выгодой, и кто сказал, что он поведал тебе всю правду?

— Соглашусь, пожалуй, — кивнула Рита. — К примеру, он отказался говорить, как ему удалось заставить Саблина молчать о том, почему он вылетел из группы!

— Ну, тут, полагаю, я могу развеять твои сомнения: мне доподлинно известно, что такого мог Мирский порассказать о Марке Саблине, если бы тот рискнул пойти против него!

— И что же?

— Саблин был гомосексуалистом.

— Да ты что… Но послушай, разве это преступление?

— Не преступление, но для имиджа, который годами создавал себе Саблин, такой удар мог стать весьма чувствительным. Он не был открытым «голубым», а скрывал свою сексуальную ориентацию — более того, пытался прикрываться Поморкиной, выдавая ее за свою девушку. Всплыви эта информация, его перестали бы уважать и собратья по лагерю, и те, кто против таких отношений!

— Вот, значит, как Мирскому удалось от него избавиться…

Они помолчали.

— Похоже, — нарушил молчание Женька, — фотка, которую ты добыла в доме Литовченко, — наша единственная зацепка, которую я несправедливо недооценил! Раз супруги ее не признают, значит, она, скорее всего, принадлежала убийцам. Таким образом, на первый план выходит твой дружок Бессонов.

— Да, вот только Стас понятия не имеет, каким образом старый снимок его семьи мог оказаться в том доме. Да и с Марком он был едва знаком!

— Да-а, проблемка… И не единственная, между прочим.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты сказала, что родичи Бессонова живут в Белоруссии, так?

— Ну?

— Это значит, что придется с ними связываться. У твоего приятеля есть телефон?

— Да, — кивнула Рита и полезла в сумочку. — Только вот я уже звонила по нему.

— И?

— Ответил мужчина. Он сказал, что никакой Анфисы Петровны Мазуркевич по данному адресу нет.

— Может, переехала?

— Может, и так, да только тот мужик ничего не знает. Сам понимаешь, по телефону такие вопросы обсуждать сложно…

— Вот тут-то и зарыта проблема, Марго! Надо ехать в братскую республику, но командировку под такие слабые аргументы, как фотография, случайно найденная на месте преступления, никто не одобрит. Можно, конечно, попросить белорусских коллег, но дело семейное, щекотливое, и они в нем совершенно не заинтересованы.

— Ты намекаешь, что мне легче это сделать, чем тебе?

— Молодец, Спиноза, сечешь! — обрадовался Женька. — Необязательно самой ехать, пошли этого, как его… Кирилла, к примеру?

Рита ненадолго задумалась. Что ж, она и сама намеревалась разыграть карту с Белоруссией, если не подвернется чего-то более стоящего. Похоже, не подвернулось.