— Я знаю, — мрачно говорю я.

— Сейчас, пожалуйста.

— Хорошо.

Я разворачиваю крылья за спиной. Понадобилась некоторое время, чтобы они появились. По крайней мере, мне стало проще их вызывать, теперь не требовалось говорить слова. Я все еще думаю, что мои крылья прекрасны — мягкие, белые и идеальные, как у совы. Но в этот момент они кажутся огромными и глупыми, как дрянной пропеллер в плохом кино.

— Хорошо, разверни их, — говорит мама.

Я разворачиваю их насколько это возможно, пока их вес не начинает напрягать мои плечи.

— Чтобы оторваться от земли, ты должна стать легче. — Она продолжает говорить все это, но я и понятия не имею, как это сделать.

— Затем ты меня осыпаешь пылью эльфов и скажешь думать о чем-нибудь счастливом, — ворчу я.

— Очисти свой разум.

— Готово.

— Начнем с осанки.

Я вздохнула.

— Попробуй расслабиться.

Я беспомощно смотрю на нее.

— Попробуй закрыть глаза, — говорит она. — Сделай глубокий вдох через нос и выдох через рот.

Представь, что ты становишься легче, твои кости меньше весят.

Я закрываю свои глаза.

— Это действительно как йога, — говорю я.

— Ты должна освободить себя, отпустить все, что мысленно тянет тебя вниз.

Я попыталась очистить свой разум. Вместо этого я вижу лицо Кристиана. Не из видения, когда он в окружении огня и дыма, а тот момент, когда он наклонился ко мне на горнолыжном курорте. Его темные, густые ресницы. Его глаза с вкраплениями золота. Глаза, полные тепла. Морщинки в уголках глаз, когда он улыбнулся.

Мои крылья теперь не такие уж и тяжелые.

— Хорошо, Клара, — говорит мама. — Теперь попробуй взлететь.

— Как?

— Взмахни крыльями.

Я представляю, как мои крылья ловят воздух, как и её крылья ловили тогда в Базард Руст. Я думаю о выстрелах в небо, когда ракета стремится к облакам, задевая верхушки деревьев. Это было бы замечательно, парить в небесах, не так ли? Ответить на вызов неба?

Ничто так не заводит как мысли о свободном полете.

— Это может помочь, если ты сейчас откроешь глаза, — смеясь, говорит мама.

Я открываю глаза. Взмах, бесшумно приказываю я крыльям.

— Я не могу, — говорю я через минуту. Я потею, не смотря на холодный воздух.

— Ты слишком много думаешь. Помни, твои крылья, словно твои руки. Ты не думаешь о том, что надо переместить руки, ты просто ими двигаешь.

Я свирепо смотрю на нее. Мои зубы разочарованно сжимаются, скрипя. А затем мои крылья двигаются вперед и назад.

— Вот и все, — говорит мама. — Ты сделала это!

Только я этого не делала. Мои ноги по-прежнему твердо стоят на земле. Мои крылья двигаются, раздувая воздух, раздувая мои волосы по всему лицу, но я не поднимаюсь.

— Я слишком тяжелая.

— Тебе нужно сделать себя легче.

— Я знаю!

Я пытаюсь вновь подумать о Кристиане, его глазах, его улыбке о чем-нибудь реальном, но вдруг я только могу представить его из своего видения, стоящего ко мне спиной. Огонь приближается.

Что делать, если я не смогу этого сделать? Я думаю. Что если все зависит от моей способности летать? Что если он умрет?

— Давай! — кричу я, напрягая все, что у меня есть. — Лети!

Я сгибаю колени, прыгаю и заставляю себя чуть-чуть оторваться от земли. У меня получилось это сделать около пяти секунд. Затем я падаю, повреждая свою лодыжку. Потеряв равновесие, я падаю на газон, представляя собой клубок из конечностей и крыльев.

Минуту я лежала на сырой траве, задыхаясь.

— Клара, — говорит мама.

— Не надо.

— Тебе больно?

Да, мне больно. Я свернула свои крылья.

— Продолжай стараться. У тебя получится, — говорит мама.

— Нет, не получится. Не сегодня. — Я поднялась на ноги и начала тщательно стирать грязь и траву с себя, избегая смотреть ей в глаза.

— Ты привыкла, что у тебя все легко получается, но сейчас тебе придется постараться.

Мне хочется, чтобы она прекратила говорить. Каждый раз, когда я хочу остановить ее, она делает такое лицо, словно ожидает чего-то большего. И это заставляет меня чувствовать себя еще большей неудачницей, простым человеком, когда я должна быть замечательной, красивой, быстрой, сильной, уверенной, способной сделать все, о чем меня попросят — как ангел. Как обычная девушка, я не представляю собой ничего великолепного. Как ангел, я просто ужасна.

— Клара… — Мама движется ко мне, раскрывая руки, словно мы собираемся обняться сейчас, и все будет хорошо. — Ты должна попробовать еще раз. Ты можешь сделать это.

— Прекрати быть «американской мамашей», хорошо? Просто оставь меня одну.

— Милая…

— Оставь меня одну! — срываюсь я на крик. Я смотрю в ее испуганные глаза.

— Все в порядке, — говорит она, а затем поворачивается и быстро идет к дому. Хлопает дверь. Я слышу голос Джеффри на кухне и ее голос, тихий и терпеливый, который что-то отвечает ему. Я тру свои горящие глаза. Хочу побежать, но мне некуда. Так что я остаюсь там, со своими ноющими шеей и плечами, жалея себя, пока не стемнело, и от нечего делать я похромала домой.

(Переводчик: iloved; Редактор: [unreal])

Анжела появляется в нашем доме ранним субботним утром, и я с минуту смотрю на нее, стоя на крыльце, зная, что идея с «днем-в-кругу-девочек» большая ошибка. Она выглядит словно ребенок рождественским утром. Она была очень рада встретить мою маму.

— Просто держи себя в руках, хорошо? — сказала я ей прежде, чем позволить войти, — Помни, о чем мы говорили. Фанатка. Никаких разговоров об ангелах.

— Хорошо.

— Я серьёзно. Никаких вопросов связанных с ангелами, вообще.

— Ты мне сказала это уже сто раз.

— Спроси ее о Пёрл-Харборе или о чем-то еще. Ей, наверное, понравится это.

Анжела закатывает глаза. Она, кажется, не может понять тот факт, что наша дружба во многом зависит от того, насколько невежественной она покажется моей маме. Если бы мама знала, что мы с Анжелой говорим обо всех этих ангельских исследованиях, вопросах и дурацких теориях после школы, то мне, наверное, никогда не разрешили бы пойти в «Розовую подвязку» снова.

— Может быть, было бы лучше, если бы ты не говорила вообще, — говорю я.

Она кладет руку себе на бедро и смотрит на меня.