— Ладно, ладно. Пошли со мной.

В кухне мама ставит огромную тарелку блинов на стол. Она улыбается.

— Привет, Анжела.

— Здравствуйте, миссис Гарднер, — говорит Анжела благоговейным тоном.

— Зови меня Мегги, — говорит мама, — Это хорошо, наконец-то встретиться с тобой лицом к лицу.

— Клара так много рассказывала мне о вас, что у меня такое ощущение, что я уже знаю вас.

— Я надеюсь хорошее.

Я бросила беглый взгляд на маму. Мы с трудом произнесли три фразы друг другу, после проваленного урока полетов. Она улыбается, не показывая зубов — ее фирменная улыбка.

— Клара не рассказывала мне много о тебе, — говорит она.

— Ох, — говорит Анжела — обо мне и нельзя многого сказать.

— Хорошо, и так блины, — говорю я, — Бьюсь об заклад, что Анжела голодна.

Мама отворачивается, чтобы достать тарелку из шкафа, и я бросаю на Анжелу предупреждающий взгляд.

— Что? — шепчет она.

Она совершенно оторопела из-за моей мамы и не сводила с неё глаз в течение всего завтрака, который прошел хорошо — странно, но хорошо — за исключением того, что после двух укусов блинов она выпаливает:

— Как высоко может летать ангел по крови? Как вы думаете, мы могли бы летать в космосе?

Мама смеётся и говорит, что это звучит здорово, но мы по-прежнему нуждаемся в кислороде.

— Нет, супермен летал на луну, — говорит Анжела.

Они улыбаются друг другу, и это не дает мне покоя. Если бы я задала этот вопрос, мама бы сказала, что она не знает, что это не важно, или просто сменила бы тему. Я знаю, что она делает: она пытается что-то выяснить об Анжеле. Она хочет знать, насколько Анжела осведомлена. Я определенно не хочу, что бы это произошло, но Анжела не останавливается.

— Что вы знаете о свечении? — спрашивает она.

— О свечении?

— Вы знаете, когда ангелы светятся небесным светом? Что это значит?

— Мы называем это славой, — отвечает мама.

— Так в чём же смысл? — спрашивает Анжела.

Мама ставит свой стакан с молоком и действует так, будто это сложный вопрос, требующий серьёзных раздумий.

— Она имеет множество применений, — говорит она, наконец.

— Бьюсь об заклад, что свечение пригодится, — говорит Анжела, — как ваш личный фонарик. И это заставляет выглядеть вас ангельски, конечно. Никто не будет в этом сомневаться, если вы будете показывать крылья и славу. Но мы не должны этого делать, верно?

— Мы никогда не раскрываем себя, — говорит мама, мгновение, глядя на меня, — хотя есть и исключения. Слава имеет странное влияние на людей.

— Какое именно?

— Это пугает их.

Я приподнимаюсь немного. Ни я, ни Анжела не знаем.

— Ох, я понимаю, — говорит Анжела, действительно воодушевившись на этот раз, — но что это за слава? Она должна быть нечто большим, чем просто свет, что бы иметь какой-то эффект, правильно?

Мама прочищает горло. Она в неудобном положении теперь, говоря вещи, о которых никогда не рассказывала мне.

— Ты всегда говорила, что мне намного легче было бы летать, если бы я смогла подключиться к славе, — мой голос становится громче, я не позволю ей сорваться с крючка. — Ты говорила, что это источник энергии.

Она делает едва заметный вздох.

— Так мы соединяемся с Богом.

Анжела и я обдумываем это.

— Как? — спрашивает Анжела. — Это как, когда молятся люди?

— Когда вы связанны со славой, вы связанны со всем. Вы можете почувствовать дыхание деревьев, можете пересчитать перья на крыле птицы, узнать будет ли дождь. Вы часть той силы, которая связывает всю жизнь.

— Вы будете нас учить, как это делать? — спрашивает Анжела.

Весь этот разговор явно выдувает ее разум. Ей не терпится достать блокнот и сделать в нем некоторые важные пометки.

— Этому нельзя научить. Вы по-прежнему должны учиться самостоятельно, понимание сути зависит от того, что делаете именно вы. Это не ваши мысли или чувства. Это само по себе.

— Ладно, это звучит жестоко.

— Мне было уже сорок, прежде чем я сумела сделать это хорошо, — сказала мама. — Некоторые ангелы по крови не могут достичь этого вообще. Хотя это может быть вызвано сильными событиями или чувствами.

— Как волосы Клары, верно? Вы сказали ей, что это вызвано эмоциями, — сказала Анжела.

Мама встала из-за стола и направилась к окну.

— О. Мой. Бог. Заткнись, — раздельно говорю я Анжеле.

— Там синий грузовик на дороге, — говорит мама в этот момент, — Венди здесь.

Я оставляю маму с Анжелой на кухне, и кидаюсь на встречу Венди, которая сама того не ведая, спасает меня от разговора про ангелов.

Ее привез Такер. Он прислонился к своему «Блубэллу» на подъездной дорожке, глядя на лес. Каким-то образом он чувствует, что ему не разрешено быть здесь, смотреть на мой ручей, слушать ручей или наслаждаться пением птиц.

— Хей, морковка, — говорит он, когда замечает меня.

Я оглядываюсь в поисках Венди и нахожу ее копающейся в грузовике.

— Замечательный день для шопинга, — добавляет он.

Я думаю, он издевается надо мной. Я не оборачиваюсь.

— Да, — говорю я.

Венди захлопывает дверь грузовика и шагает к крыльцу, в то время как Анжела выходит из дома.

— Привет, Анжела, — говорит она воодушевленно. Видимо она решила быть дружелюбной с другой моей лучшей подругой.

— Как дела?

— Замечательно, — говорит Анжела.

— Я так рада поехать в Айдахо-Фолс. Я не была там вечность.

— Я тоже.

Такер не уезжал. Он посмотрел на мой лес снова. Вопреки своему здравому смыслу я сошла с крыльца и подошла к нему.

— Покупка платья для выпускного, да? — спросил он, как только я оказалась рядом с ним.

— Хм, вроде того. Венди нуждается в туфлях. Анжеле нужны аксессуары, так как платье ей сделает мама. Я думаю, что тоже поеду.

— Ты не собираешься на выпускной?

— Нет, — я смущенно смотрю в сторону дома, где Венди выглядит неловко, разговаривая с Анжелой.

— Почему нет?

Я смотрю на него взглядом, означающим «а ты как думаешь?».

— Никто не пригласил тебя?

Он смотрит на меня. Я качаю головой.

— Шокирующая правда?

— На самом деле, да.

Он потирает шею, затем смотрит на лес. На секунду у меня проскальзывает сумасшедшая мысль, что он может пригласить меня на выпускной, и мое сердце начинает беспорядочно биться в груди от ужаса при этой мысли. Потому что мне придется отвергнуть его перед Венди и Анжелой, которые делают вид, что разговаривают, но я уверенна, что они наблюдают, и тогда он будет унижен, а у меня нет желания видеть Такера униженным.