litbaza книги онлайнДомашняяМир завтра. Как технологии изменят жизнь каждого из нас - Стивен Котлер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 68
Перейти на страницу:

Главное событие, которое привело к прекращению исследований, произошло в 1960 году, когда гарвардский психолог Тимоти Лири съездил в Мексику и впервые попробовал галлюциногенные грибы. Впоследствии он говорил, что «пять часов, прошедших после приема этих грибов, дали больше информации об устройстве мозга, чем предшествующие 15 лет изучения психологии». На протяжении следующих нескольких лет Лири занимался исследованием психоделиков – сначала в Гарварде, а затем (когда его выгнали оттуда) в своем поместье на Восточном побережье. В его исследованиях в качестве испытуемых принимали участие сотни, а может, и тысячи людей, включая Кена Кизи и остальных «Веселых проказников». Шестидесятые зажгли этот огонь, чем больше всего и запомнились. Но исследования психоделиков не пропали даром. К тому времени, когда вечеринка закончилась – ЛСД был запрещен в 1968 году, а псилоцибин – вскоре после этого, хотя большинство считает концом вечеринки принятие в 1970 году «Закона о контролируемых веществах» (действие которого фактически распространилось на весь мир благодаря влиянию США на политику международных фармацевтических компаний), – было проведено шесть конференций, опубликованы десятки книг и более тысячи статей, где описаны результаты исследований с участием 40 тысяч пациентов.

«Никсон прикрыл все это, – говорит Доблин. – Он назвал Лири “самым опасным человеком в Америке”. Вот что запомнилось. Но вся проделанная работа фактически заложила основы современной науки о мозге и сознании, стала предтечей “серотониновой революции” – нашей первой реалистичной картины подсознания и потенциального излечения самых серьезных психических заболеваний. И самое невероятное заключается в том, что большинство людей об этом даже не подозревают».

5

Мэрилин привезла Мару в больницу, но к тому времени, когда врач ее осмотрел, большинство симптомов ослабло. В записи о первичном осмотре сказано: «В сознании, активная, без явных признаков недомогания». Однако анализы показали наличие некоторых проблем, и Маре пришлось задержаться в больнице на две недели. Когда ее наконец выписали, она весила на 14 фунтов меньше и принимала 15 разных препаратов, но среди них не было того единственного, который ей действительно хотелось принять, – экстази. И Мара просит мать снова обратиться к Аллану.

Мэрилин не так уверена в том, что это правильно, но понимает логику дочери: «Отчасти это надежда на чудо, но главная причина – все-таки боль. Под действием МДМА боль ушла, Мара снова могла двигаться, снова могла быть самой собой».

Мэрилин снова консультируется с Алланом. Они вместе пытаются разобраться в том, что же вызвало кризис. Симптомы Мары вряд ли могли быть вызваны действием препарата МДМА, и наиболее вероятным виновником они считают метадон. Линдси полагает, что она могла ошибиться и после возвращения с прогулки – то есть непосредственно перед возникновением симптомов – дать Маре слишком большую дозу метадона. Сейчас Маре прописана значительно меньшая дозировка метадона, что кажется хорошим знаком, но взамен ей прописано вдвое больше других лекарств, чем раньше. Аллан консультируется с другими врачами. Главная проблема – антикоагулянт «Ловенокс». МДМА повышает давление, и его взаимодействие с «Ловеноксом» повышает риск кровоизлияния. Они решают прекратить прием антикоагулянта за день до «сеанса», чтобы снять проблему, но есть еще один вопрос: Мара хочет усилить эффект за счет увеличения дозы МДМА. Не убьет ли это ее? Никто не знает этого наверняка.

В своей диссертации на тему экстремального туризма Мара писала: «Риск – это необходимая составляющая любых приключений… Беречь себя от опасностей и неожиданностей реального мира – значит отрекаться от настоящей жизни». И слово с делом у нее не расходится.

Через неделю после выписки из больницы, первого июля, в 10:45 утра Мара принимает 140 мг МДМА, а еще через час усиливает эффект дополнительной дозой в 55 мг.

Как говорил Хантер Томпсон, «купи билет – и в путь».

6

Рику Доблину 56 лет. Он крепкий, коренастый, с темными курчавыми волосами и широким лбом, изборожденным «смеховыми» морщинами. Рик родился в еврейской семье в Ок-Парке, штат Иллинойс, и воспитывался, как он говорит, «в тени Холокоста». Подростком он избегал спорта и девушек ради книг, посвященных тематике гражданского неповиновения. К четырнадцати годам его уже волновали проблемы социальной справедливости. В 16 лет Рик присоединился к антивоенным протестам, и заведенное против него уголовное дело поставило крест на той жизни, которую прочили ему родители: он уже не мог стать адвокатом или врачом и заниматься тем, чем полагается заниматься хорошим еврейским мальчикам.

Вместо этого Доблин уехал во Флориду и поступил в Новый колледж. Тогда ему было 17 лет. «Я еще не общался с девушками, – говорит он, – и считал “Битлов” авторами глупых любовных песенок». До этого времени он не знал алкоголя, не пил кофе, не выкурил ни одной сигареты и даже не пробовал газировку. Это было в 1971 году, и тогда Доблин еще верил пропаганде. «Наркотики пугали меня, – говорит он. – Я был уверен, что достаточно один раз попробовать, чтобы сойти с ума». Но, поступив в Новый колледж, он обнаружил там колонию нудистов у бассейна в кампусе и психоделические танцевальные вечеринки, продолжавшиеся всю ночь. Доблину потребовалось не так уж много времени, чтобы перебороть страх перед наркотиками.

«ЛСД стало для меня откровением, – говорит он, смеясь. – Когда я был моложе, то, как и все остальные, очень серьезно относился к ритуалу бар-мицва. У меня было много вопросов в отношении религии, на которые я хотел получить ответы. Я ожидал мистического, трансформирующего дух опыта. Когда же все произошло, я совершенно разочаровался в Боге. Десять лет спустя у меня был первый психоделический опыт, и именно ЛСД принес мне то, чего я ожидал от бар-мицвы. Это было именно то, что нужно».

Доблин сразу же стал одержим психоделиками. Потом были новые трипы и новые исследования. Затем он познакомился с книгами «Программирование и метапрограммирование в человеческом биокомпьютере» Джона Лилли (попытка картировать сознание во время наркотических трипов в совершенно изолированном помещении) и «Области человеческого бессознательного» (Realms of the Unconscious) Станислава Грофа (Гроф был одним из ведущих исследователей ЛСД в 1950–60-е годы). «Психоделики были именно тем, что я искал, – говорит Доблин. – Они открывают научный способ объединить духовность, терапию и нравственные ценности. Они позволяют погрузиться в глубины души и возвратиться назад с важными моральными уроками, лишенными всяческих предрассудков. В принципе, это готовый инструмент социальной справедливости. Я думал тогда – и думаю до сих пор, – что при правильном применении психоделики являются мощным антидотом идеологии Гитлера».

Было это антидотом или нет, но Доблин пришел в этот мир слишком поздно. «Из-за войны, объявленной наркотикам, всякая научная работа с психоделиками прекратилась. Исследования переместились на сновидения, медитацию, голодание, религиозные песнопения, холотропное дыхание – одним словом, на все прочие способы достигнуть измененного состояния сознания без наркотиков. И виноват в этом был не истеблишмент; это была наша собственная ошибка, ошибка носителей контркультуры. Мы держали это в руках и потеряли». В итоге Доблин вылетел из колледжа, сел на наркотики, завел себе волка в качестве домашнего питомца, испробовал интенсивную терапию первичным криком и множество других форм терапии, учился строить дома – в общем, делал все, что угодно, лишь бы отвлечься от мысли о том, что исследования психоделиков – единственное занятие, интересующее его в этом мире.

1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 68
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?