Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем Аллан спрашивает ее о ее болезни.
«В моем доме змея», – следует жуткий ответ.
Остаток сеанса проходит без инцидентов. Мара разочарована. Она хочет большего, хочет попробовать ЛСД, но Аллану снова нужно уехать. Мара будет ждать его возвращения для следующей сессии. Ждать тяжело. Ведь в ее доме змея.
8
У Доблина и его помощников ушло десять лет на то, чтобы убедить правительство в том, что у экстази может быть терапевтический потенциал. Победа пришла к ним в 1992 году, когда Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США одобрило первый эксперимент с МДМА, проведенный на людях, с целью изучения безопасности и эффективности данного препарата. Однако у Доблина были куда более амбициозные планы. Чтобы проверить на практике свою радикальную идею, он объединил усилия с психиатром Майклом Митофером, который специализировался на посттравматических состояниях и интересовался психоделической терапией. «Терапевты уже поняли, что МДМА помогает людям справляться с воспоминаниями о перенесенных душевных травмах – воспоминаниями, которые сопряжены со страхом и тревогой, – и оставлять их позади, – говорит Доблин. – Майкл уже имел опыт работы с посттравматическим стрессовым расстройством, и как раз для лечения такого рода расстройств МДМА подходит лучше всего».
Чтобы доказать свою правоту, Доблин стал автором первой в научной литературе статьи о лечении посттравматического синдрома при помощи МДМА. Она была опубликована в Journal of Psychoactive drugs в апреле 2002 года. В том же году Митофер получил разрешение начать исследования и тогда же познакомился с Джоном Томпсоном (имя изменено).
Томпсону сейчас 40 лет, и живет он в штате Миссури. В армии он был рейнджером и, находясь в Ираке, подорвался на самодельном взрывном устройстве. Джон получил перелом позвоночника и обеих ног, а также травму головы. «Я не раз участвовал в боевых действиях, – говорит он. – И ранения у меня были, но когда я вот так подорвался, это стало сильнейшим душевным потрясением».
У Томпсона развился посттравматический синдром. Каждую ночь его мучили кошмары. Приступ вызывал любой сомнительный предмет на дороге. Примерно после года безрезультатного лечения Джон нашел в интернете ссылку на сайт организации MAPS, где описывались будущие исследования, в том числе эксперименты Митофера с посттравматическим стрессовым расстройством. «До этого я никогда не принимал МДМА, – говорит Томпсон. – В юности немного покуривал травку, а когда мне было уже за двадцать, разок попробовал ЛСД. В то время я уже был рейнджером, хорошо обученным, огрубевшим душой убийцей, но под действием ЛСД ощутил себя учеником Христа, и это было очень необычное ощущение».
Исследования Митофера были весьма интенсивны. Сначала с пациентами проводилась предварительная психологическая работа. За этим следовали три восьмичасовых сеанса МДМА под наблюдением двух терапевтов (большинство психоделических терапевтических сеансов проводят два врача, как правило мужчина и женщина). Между сеансами проводились ежедневные телефонные беседы и еженедельные личные встречи.
«Практически сразу, – говорит Томпсон, – меня поразило то, какой свободный доступ я получил к своей собственной памяти. Я начал вызывать в сознании события, которые, казалось, давно забылись. Я все глубже и глубже проникал в свою память. Это был настоящий катарсис. Уже на следующий день [после первого сеанса] кошмары прекратились. Я стал живым и общительным – впервые с тех пор, как подорвался на мине. МДМА фактически вернул меня к жизни. Я не без колебаний использую слово “чудо”, но как еще это можно назвать?»
Облегчение нашел не только Томпсон. Среди пациентов Митофера были ветераны войн, жертвы насилия и жестокого обращения. Хотя полученные им результаты еще не опубликованы, Митофер уже представил их на различных конференциях. «Используя МДМА (вместо плацебо), – говорит он, – мы получаем совершенно явное – статистически значимое – ослабление посттравматического синдрома. И эффект сохраняется в течение года после последнего сеанса МДМА, а в некоторых случаях даже до пяти лет. Я считаю это весьма многообещающей формой терапии».
Доблин в своих оценках идет еще дальше: «У восьмидесяти пяти процентов наших пациентов симптомы посттравматического синдрома исчезли полностью. Нам потребовалось 22 года, чтобы провести данное исследование, но результаты того стоят».
Дальше всех, впрочем, заходит Томпсон: «Я думаю, что МДМА – подарок человечеству, и считаю, что через МДМА-терапию должен проходить каждый ветеран, покидающий службу. Думаю, это должно стать официальной процедурой при демобилизации».
9
Конец августа. Звонит телефон. Аллан вернулся в город, у него есть свободное время, а в голове целый коктейль идей. На следующий день Мара, Мэрилин и Аллан вновь собираются в зеленой комнате. Аллан принес ЛСД, МДМА и марихуану. ЛСД – один из самых мощных психотропных препаратов, какие только существуют. До сих пор главная опасность состояла в том, что неудачный ЛСД-трип может увеличить тревожность Мары, но Аллан объясняет: «Если совместить МДМА с ЛСД, то можно смягчить эффект, сгладить тревожные визуальные эффекты и сохранить ход мыслей». Кроме того, марихуана может углубить трип, что позволит снизить дозировку психоделиков.
Мара согласна. В 16:20 она принимает 300 мкг ЛСД.
В 18 часов она говорит, что не чувствует заметных изменений. В половине седьмого она хочет принять больше ЛСД, но 300 мкг – это уже приличная доза. Аллан решает обойтись дополнительной дозой МДМА. Через час боль начинает уменьшаться, но полностью не проходит. В восемь часов вечера Мара получает дозу марихуаны. Через несколько минут ее начинает трясти. Дрожь бьет все тело.
«Внутри все горит, – говорит она, – но просто удивительно, как хорошо при этом чувствует себя все остальное тело».
После этого не происходит ничего особенного. В 21 час Мара хочет идти спать. Сеанс окончен. Мэрилин не может скрыть разочарования.
«Ни чудесного исцеления, – говорит она, – ни внезапного прекращения боли, ни единой искры просветления и никаких разговоров о том, что будет дальше».
Спустя неделю Мара говорит, что утратила всю свою решимость.
«Я беспокоилась о своих родителях, – говорит она, – но пора уже прощаться». Еще через неделю воля Мары окончательно сломлена. «Я больше не могу. Хочу быстрее уйти». Но прежде, чем уйти, она хочет пройти еще один сеанс МДМА.
Этот сеанс проходит в начале сентября. В 14:35 Мара лежит на кровати, смотрит на ангелов и проглатывает 135 мг МДМА. Через час она принимает еще столько же, таким образом удваивая дозу. Вскоре после этого ее дыхание выравнивается, спазмы отступают, боль уходит.
«Позовите папу», – говорит Мара.
Мэрилин и Дэвид Хоуэлл развелись много лет назад, но Дэвид живет неподалеку, и он всегда был близок с дочерью. Почти каждый вечер он приходит и читает ей. Почти каждый вечер Мара беспокоится о нем – даже больше, чем о матери. Этим вечером, как только приходит отец, слезы наворачиваются у нее на глаза.