«Это так важно, – заикаясь, произносит Мара, – я хочу, чтобы мои мама и папа…»

Но она не заканчивает фразу.

Вместо этого Мара решает побаловать себя – когда еще представится такой случай? Она просит отца сходить в магазин за шоколадом. Мэрилин ненадолго отправляется на кухню. Мара смотрит на Аллана и начинает плакать: «Я их единственный ребенок…» – но и эта фраза остается незавершенной.

Дэвид возвращается с шоколадом. Как же приятно себя побаловать! И музыка такая зажигательная. The Temptations поют My Girl, и Мара хочет танцевать. Мать берет ее за одну руку, отец – за другую, и начинают двигать ее тело под музыку. Наконец Мара решается договорить до конца.

«Как приятно умирать, – говорит она, – когда мои мама и папа со мной».

10

На дворе холодный октябрьский вечер 2009 года. Рик Доблин ужинает на кухне с женой и тремя детьми. Он вспоминает о том, как Лайла, их тринадцатилетняя дочь, выиграла школьный конкурс сочинений в рамках программы «Осмелься мечтать». Его младшая дочь, одиннадцатилетняя Элинора, беспокоилась о нем. «Она думала, что моя жизнь рушится, – вспоминает он. – Мой сын-подросток наркотики не употреблял. Старшая дочь только что выиграла конкурс сочинений. И вот она взяла меня за руку, посмотрела мне в глаза и сказала “Папочка, сейчас я этого не хочу, но в будущем, обещаю, я выкурю много травы”».

Разговор переключается на Мару Хауэлл и ее лечение. Поскольку психоделическое сообщество невелико, Доблин был наслышан об этой истории. «Как бы я хотел, чтобы это было легально, – говорит он, – но мне нравится, что они делали это дома. Хорошо, что они сочетали это с хосписным уходом, привлекали других терапевтов и не ограничивали протокол лечения одним лишь препаратом и какой-то одной дозировкой. Они использовали весь набор психоделических инструментов в зависимости от ситуации. За этим будущее».

Как долго нам осталось ждать этого будущего – вопрос открытый. Большинство текущих исследований находятся на второй стадии клинических испытаний, но третья стадия требует реальной легализации препаратов. Речь идет о разносторонних исследованиях с привлечением большого количества пациентов. Главная причина, по которой каждая стадия требует так много времени, с создаваемыми государством препонами никак не связана. «Главной проблемой, – говорит Гроф, – всегда было найти достаточное число пациентов, готовых поучаствовать в исследовании». Доблин указывает на то, что, хотя уже многие ученые осведомлены о переменах, происшедших в мире психоделических исследований, до подавляющего большинства эту информацию еще предстоит донести. Но это произойдет, и уже скоро.

Ужин Доблин заканчивает в спешке. Ему надо собираться. Завтра он уезжает в Израиль, чтобы в качестве консультанта принять участие в эксперименте по лечению посттравматического синдрома при помощи МДМА, а затем, с такой же целью, – в Иорданию. «Вот и говори о мире на Ближнем Востоке», – шутит Доблин. По пути из кухни он рассказывает о своем инструкторе аэробики, который всегда приходил обкуренный и учеников призывал поступать так же. Его одиннадцатилетняя дочь прерывает его рассказ.

«Но, папочка, – кричит она, – я не хочу заниматься обкуренной аэробикой». Доблин треплет ее по голове и улыбается.

«История моей жизни», – говорит он.

11

Через час после танца Мэрилин и Дэвида с дочерью экстази начинает отпускать, и симптомы Мары возвращаются. Все в зеленой комнате пытаются сообразить, что делать дальше. Эффект МДМА можно продлевать, поэтому некоторые психоделические терапевты непрерывно вводят небольшие дозы препарата пациентам в последние дни и часы их жизни, чтобы снять боль и сохранить ясность мышления. Мэрилин и Аллан выбирают другой путь. Они решают принимать МДМА через день, надеясь таким образом получить от препарата максимум пользы с физической, эмоциональной и духовной точек зрения. Уходя, Аллан оставляет дозу МДМА, достаточную еще для одного сеанса.

Едва ли не весь следующий день Мара спит. Она больше не может ни есть, ни пить. Мэрилин не может добудиться ее и на следующее утро, хотя совершенно очевидно, что боль мучает дочь даже во сне. К полудню Мара просыпается. Мэрилин спрашивает, хочет ли она еще МДМА. Мара долго набирается сил, чтобы ответить.

«Да», – еле слышно произносит она.

Мэрилин кладет таблетку ей под язык. Мара снова засыпает. Через два часа ее дыхание выравнивается, а мускульные спазмы прекращаются, но Мара не пробуждается.

Мэрилин звонит Аллану, чтобы посоветоваться, и он предлагает дать ей вторую таблетку. Мэрилин следует его рекомендации, но проходит еще два часа, а Мара так и остается практически в коматозном состоянии. Мэрилин звонит Дэвиду и просит его прийти. Когда он приходит, Мэрилин говорит: «Думаю, она уже не проснется».

Следующие несколько часов они проводят, держа дочь за руки и рассказывая ей разные истории, поскольку не знают, что еще предпринять. Тут Мэрилин приходит в голову неожиданная идея. Перед самой смертью Олдос Хаксли ввел себе ЛСД. Он полагал, что это обеспечит ему «хорошую смерть». Дозу дала ему Лаура, его жена. Несколько недель назад Аллан принес им экземпляр книги «Сей вечный миг» (This Timeless Moment) Лауры Хаксли, опубликованной уже после ее смерти. Мэрилин открывает книгу и начинает читать вслух:

Слишком часто к умирающим или находящимся без сознания людям относятся как к неодушевленным предметам, так, словно они уже не здесь. Но они очень даже здесь. Хотя умирающий человек имеет меньше возможностей выразить свои чувства, воспринимать он все еще способен. В этом отношении очень больного или умирающего человека можно сравнить с маленьким ребенком: он не может сказать, что он чувствует, но впитывает наши чувства, наши голоса, а больше всего – наши прикосновения… Для «благороднорожденных» – так же, как и для «благородноумирающих», – общение посредством прикосновений и голоса, несомненно, очень важно.

Позже Мэрилин узнает, что «благороднорожденные» – термин из тибетской буддийской традиции, которая «придает огромное значение состоянию сознания человека в момент его смерти». Но в тот момент она не знала, что и думать. Мэрилин сидела в зеленой комнате, под «теми чертовыми ангелами», рядом с умирающей дочерью. «Я сижу и сама не знаю почему, читаю ей Лауру Хаксли», – вспоминает она.

И вдруг умирающая дочь начинает двигаться.

Мара достает свою правую руку из-под одеяла и вкладывает ее в ладонь отца. Затем она приподнимает подбородок, открывает глаза и переводит на него взгляд. За последний год Мара сильно похудела, так что все кости торчат, но в тот момент она кажется вполне здоровой; даже худоба не бросается в глаза. Дэвид видит это преображение и не верит своим глазам.

«Она стала ангелом, – вспоминает он позже, – она выглядела сияющей… Все происходило на моих глазах. Мара подержала мою руку секунд пятнадцать, а потом на ее лице появилось выражение абсолютной легкости. Абсолютная умиротворенность. И затем она умерла».

В молодости Дэвид экспериментировал с наркотиками и не слишком приветствовал решение Мары попробовать психоделическую терапию. «Буду честен, я относился к этим вещам весьма настороженно», – говорит он.