Из колонок льется музыка Пола Уинтера. Мара закрывает глаза и плывет вслед за музыкой. Линдси видит умиротворение на лице своей подруги впервые за… да она уже и не помнит, за сколько времени. Взгляд Мэрилин возвращается к ангелам на потолке.

«Спасибо, – шепчет она, – спасибо, спасибо, спасибо».

Еще через час действие МДМА начинает слабеть. Мара думает, что больше не нуждается в помощи Аллана.

«Это было здорово, – говорит она. – Думаю, в следующий раз я смогу погрузиться глубже».

Все обнимаются, и Аллан идет к двери. Мара смотрит, как он уходит, и солнечный свет заставляет ее вспомнить о том, что она уже месяц не была на улице. Ей хочется прогуляться. Вместе с Линдси они переходят улицу и садятся на чугунную скамейку в небольшом сквере в тени раскидистого дуба. Они говорят о мальчиках, о первых сексуальных опытах, о предстоящей свадьбе Линсди. Мара не чувствует себя больной. Она просто чувствует себя самой собой. А она так боялась, что это чувство уже никогда не вернется! Мара чувствует себя настолько хорошо и уверенно, что дает советы Линдси, которая переживает некоторые личные проблемы.

«Это было так важно для нее, – говорит впоследствии Линдси, – быть полезной, чувствовать себя полезной, снова вернуться к нормальной жизни».

Так проходит два часа, и они возвращаются домой. Впервые за много недель у Мары появился аппетит. Хорошо поев, она принимает болеутоляющие лекарства – и вдруг ощущает внутренний толчок: то ли пробегает волна тревоги, то ли сердце сбивается с ритма. Она начинает потеть. Следом приходит тошнота. Затем возвращается боль. Мэрилин помогает ей подняться наверх и залезть в ванну. Теплая вода не помогает. Дополнительная доза метадона не помогает. Возвращается учащенное сердцебиение. Вслед за ним – тики и подергивания. Мара чувствует себя марионеткой, которую дергает за ниточки какой-то безумец.

Проходит тяжелая ночь. Ранним утром Линдси отправляется в аэропорт. Она живет в Окленде, и ей надо возвращаться домой на собственную свадьбу. Маре едва достает сил, чтобы сказать «до свидания». Десять минут спустя Мэрилин измеряет пульс Мары и решает срочно ехать в больницу. Они покидают дом, не зная, вернется ли Мара назад.

4

Есть основания полагать, что люди узнали о психоделиках так же, как и обо всех прочих лекарствах – подражая поведению животных. А подражать есть кому. Ученые повсюду сталкиваются с животными-наркоманами. Пчелы обожают нектар орхидей; козы – галлюциногенные грибы; птицы – семена конопли, крысы, мыши, ящерицы, мухи, пауки, тараканы – опиума, кошки – кошачью мяту, коровы – астрагал, бабочки – галлюциногенные цветки дурмана, мандрилы – сильнодействующие корневища ибоги. Такое поведение настолько распространено, что многие ученые считают «погоню за наркотическим опьянением одной из первостепенных мотиваций в животном поведении», как пишет своей книге «Интоксикация: Всеобщее влечение к веществам, вызывающим измененные состояния сознания» (Intoxication: The Universal Drive for Mind-Altering Substances) психофармаколог из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Рональд Зигель.

И точно так же, как и мы, животные принимают определенные препараты ради достижения определенных целей. Индейцы навахо чтут медведя, от которого узнали о целебных свойствах корня оша, помогающего при болях в желудке и бактериальных инфекциях. Дикая морковь, как мы узнали благодаря птицам, отгоняет мышей. Больные лошади ищут побеги ивы, поскольку именно из них получают аспирин. То же самое касается употребления животными галлюциногенов. Первоначально травоядные познакомились с этими растениями, просто пытаясь утолить голод, ели, когда не было другого выбора, но потом уже стали искать эти растения ради достижения другого эффекта.

То же относится и к людям. На протяжении тысячелетий психоделики занимали центральное место в большинстве духовных традиций. Во время древнегреческих элевсинских мистерий – а это, пожалуй, самый известный обряд инициации в истории – пили кикеон – зерновый напиток, содержащий спорынью, из которой впоследствии был получен препарат ЛСД. Для ацтеков теонанакатль (буквально «бог-гриб») являлся священным растением, а в священном индуистском тексте «Ригведа» 120 стихов посвящены растению «сома», лишенному корней и листьев (то есть грибу). В «Ригведе» есть такие строки: «Мы испили сому, мы стали бессмертны, мы обратились к свету, мы нашли богов».

Из всего сказанного можно сделать такой вывод: оказывается, мы даже понятия не имеем, насколько хорошо были осведомлены о психоделиках люди в прежние эпохи. Ральф Мецнер, психолог и пионер в области исследования ЛСД, поясняет: «Антропологам известно, что к тому времени, когда начались серьезные исследования свойств психоделиков, человечество уже аккумулировало знания по этому вопросу на целую энциклопедию».

Начало современного изучения психоделиков датируется 1874 годом, когда философ Бенджамин Пол Блад опубликовал небольшую статью о свойствах веселящего газа. Статья Блада вдохновила на работу гарвардского психолога Уильяма Джемса, начавшего самостоятельное исследование, о результатах которого он сообщил в своем эссе в 1882 году. Главным эффектом исследуемых веществ он назвал «необыкновенно возбуждающее чувство интенсивного метафизического просветления». В 1887 году компания Parke, Davis and Company начала продавать пейотль всем желающим. А таковых было немало. К концу века был синтезирован мескалин – действующее вещество пейотля, – что дало толчок трем десяткам лет феноменологических исследований того, что писатель Хантер Томпсон назвал «бабахом»: «Хороший мескалин забирает медленно. Первый час проходит в ожидании, в середине второго вы начинаете проклинать надувших вас проходимцев, потому что ни черта не происходит, а потом внезапно – БАБАХ!»

Затем в 1938 году Альберт Хофманн – швейцарский химик, работавший на фармацевтическую компанию Sandoz, искавший новые средства ускорения кровообращения, в итоге синтезировал ЛСД. Компания Sandoz начала бесплатно рассылать ЛСД ученым по всему миру, указывая в сопроводительной документации два возможных применения препарата: он мог использоваться в качестве психоимитатора (препарата, имитирующего психозы, что позволяет ученым лучше разобраться в шизоидных состояниях), а также, возможно, в качестве лекарственного препарата.

В середине 1950-х годов, вскоре после того, как Олдос Хаксли рассказал всему миру о мескалине в «Дверях восприятия», психиатр из Калифорнийского университета в Ирвайне Оскар Джанигер начинает давать ЛСД таким звездам, как Кэри Грант и Джек Николсон, надеясь больше узнать о природе творческих способностей. В то же самое время Хамфри Осмонд, британский психиатр, который и ввел в обращение слово «психоделик», предположил, что ЛСД может использоваться для лечения алкоголизма. Его гипотеза была подтверждена экспериментально, и самым известным примером стало исследование, проводившееся в 1962 году в канадской провинции Саскачеван. Канадские ученые обнаружили, что 65 процентов участников эксперимента перестали употреблять алкоголь уже после однократного применения ЛСД (все исследование длилось полтора года). Стивен Росс из Нью-Йоркского университета говорит по этому поводу: «В то время лечение алкогольной зависимости было главным направлением применения психоделиков. В этом участвовали тысячи людей. Все исследования показывали одно и то же: большинство алкоголиков бросали пить. Иногда эффект длился неделями, иногда месяцами». Алкоголизм и другие формы зависимости остаются одной из главных проблем современного общества, но, несмотря на несомненный потенциал психоделиков в решении этой проблемы, исследования были практически заморожены на 40 лет.