которая украдкой устраивалась с ногами на кровати с книжкой в редкие минуты, свободные от членов ее семьи. Ту себя, что все лучшие годы тряслась от страха, тщательно скрывала его причины от мужа и мечтала избавиться поскорее от пугающего и ненавистного сына.

Лучшие годы. Молодость. Все было зря. Если бы можно было предугадать, переиграть эту жизнь. Я ни за что бы не вышла так рано замуж. Я не стала бы рожать детей – скорее всего, вообще. Я наслаждалась бы одиночеством и чтением по вечерам, ходила бы по театрам и литературным клубам. Я была бы… счастлива?

Я не знаю. Но абсолютно точно одно. Теперь до самой смерти мне придется жить с призраками моего прошлого и пожинать плоды тех неверных выборов, которые я делала. А точнее, не делала.

Эти призраки уже кружат надо мной. И я никуда от них не денусь.

Максим

Наступило лето, и с самого начала оно выдалось очень теплым. Мы с Надей прогуливались по парку на берегу небольшого пруда – мы очень давно вот так не выбирались просто побродить. Я украдкой рассматривал свою жену, отмечая, что сеансы с нормальным врачом пошли ей на пользу. Она перестала напоминать узника концлагеря – к ней почти вернулся прежний вес, который она стала стремительно терять в самый тяжелый период ее нервного расстройства. На щеках появился румянец, а из глаз ушло затравленное выражение. Конечно, ей еще предстоит работа, но изменения уже очевидны.

Мы взяли по стакану ледяного кофе и присели на траву возле озера. Надя задумчиво смотрела куда-то вдаль и рассеянно теребила кулон-бабочку, который в последнее время носила не снимая. Я помолчал некоторое время, но жена, казалось, пребывала где-то глубоко в своих мыслях, и я спросил ее:

– О чем ты думаешь?

– Вспомнила кое-что, – неторопливо ответила она. Я вопросительно взглянул на нее. Надя продолжила:

– Такое солнце, лучи так красиво отражаются в воде. И у меня возникло дежа вю, словно я такое уже видела. А потом я поняла – действительно очень похожая картинка была. В детстве. Ты знаешь, пока я совсем не перестала разговаривать с отчимом, пока была довольно маленькая еще, он периодически летом водил меня на речку. Он ни разу не возил меня никуда на отдых, потому что денег было маловато для этого. Но вот на речку куда-то в Подмосковье мы выезжали. И я помню такой восторг, такое счастье – когда с брызгами прямо влетаешь в эту воду, а на лице ощущаешь лучи солнца, что кожу даже немного пощипывает. И я помню в этот момент ощущение чистого и неподдельного счастья. А ведь я очень много лет блокировала вообще любые воспоминания из детства. Я запрещала себе вспоминать хоть что-то из того периода. Но, получается, я лишала себя возможности заново ощутить многие счастливые моменты. Я даже и не догадывалась, что в моей памяти их так много, – с грустью резюмировала жена.

Я беру ее за руку и легонько сжимаю кисть в своей ладони. Я не буду ничего отвечать – потому что сейчас этого и не требуется. Я не хочу мешать ей вспоминать счастливые моменты и заново проживать их.

Я-то знаю, что ассоциации приводят не только к плохим моментам в жизни. Нельзя себя ограничивать и избегать того, что может напомнить тебе о плохом. Потому что с каждым разом в список этих вещей будет попадать все больше пунктов. И в итоге ты запретишь себе радоваться – во-первых, в настоящем, потому что будешь бояться, что за ассоциациями вдруг наступит триггер. Во-вторых, в прошлом – потому что так обесцениваешь все прекрасное, что в твоей жизни уже происходило.

Я хочу, чтобы она не боялась этих ассоциаций. Чтобы подобно настоящему моменту, они приводили ее и к приятным и памятным вещам.

Мы неспешно допиваем кофе. Надя начинает задумчиво крутить в руках уже пустой стакан. Мне кажется, что она хочет мне что-то сказать. И действительно, спустя непродолжительное время как бы нерешительно она говорит:

– Мне нужно будет еще сделать одну вещь. Я думаю, она поможет мне прийти в себя и найти уже гармонию в своей жизни.

– Поделишься? – спрашиваю я. Она мотает головой:

– Потом, не сейчас. Хочу сначала сделать, но мне страшно. Страшно, что могу отреагировать не так, как рассчитываю.

– Ничего не бойся. Это все только у тебя в голове. Что бы там ни случилось, ничто не может вернуть тебя в самые страшные дни в твоей жизни. Это все в прошлом, а сейчас я с тобой.

– Я знаю, – тихо отвечает Надя.

Теперь уже она легонько сжимает мою ладонь. В умиротворенном молчании мы продолжаем смотреть на отблески солнца поверх зеленой глади пруда.

Глава 2. На круги своя

Надежда

Я приехала в один из довольно типичных спальных районов города. Он, пожалуй, ничем особо не отличается от своих собратьев – высокие панельки чередуются с небольшими двориками с горками и качелями, да лавочками в тени деревьев возле подъездов. Тут коротают часы бабушки-пенсионерки, неподалеку на детской площадке резвятся их внуки, а в тени деревьев чуть подальше кучкуются ребята постарше. Они шушукаются, периодически взрываются смехом, а кое-кто украдкой целуется, пока взоры бдительных старушек направлены на малышей. В общем, довольно типичное и безобидное, даже спокойное местечко. Однако уже много лет я сюда носа не казала и всячески избегала этого места.

Именно здесь прошло мое детство. Я жила в одной из этих панелек до того самого дня, когда я сбежала из дома. В последний раз я была здесь, когда показывала доставшуюся мне в наследство квартиру покупателям – потом, даже после подписания договора купли-продажи я уже не смогла заставить себя зайти внутрь, ключи я передавала на нейтральной территории. Слишком травматичными для меня оказались воспоминания: конечно, перед продажей я тщательно вылизала всю квартиру, но никто не знает, каких трудов мне это стоило. Мне было очень страшно. То и дело в моей памяти возникала жуткая картина, которую я увидела после смерти отчима, и мне казалось, что его тело вновь здесь, и я вроде бы даже чувствовала тот ужасный запах разложения – сколько бы ни проветривала комнаты.

Но сегодня я пришла сюда, чтобы пробудить другие воспоминания. К которым, я думаю, я была готова. В основном, конечно, они все относятся к моему раннему детству, когда я еще не умела злиться и ненавидеть. В последнее время, когда я сняла тот блок, который стоял у меня в голове, они стали