— Давай я понесу, — предложил я. Но Машка уже не слышала моих слов. Она бежала в сторону дома.

Дома мы перебинтовали ноги пострадавшей. Напоили ее и уложили спать. Собачка засопела, закрыла глаза и скульнула во сне. Так жалобно, тихо.

— Спи, родненькая! — ласково сказала Машка. — Все будет хорошо.

Машка сходила в спальню, переоделась и, вернувшись, спросила:

— Где у вас тут ветеринарка?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Нужно у соседей спросить. Я видел, к ним врач для животных приезжал. У них коза живет.

— Нужно идти к ветеринару, — предложила Маша. — Пусть осмотрит.

Но врач нашей собаке не понадобился. Она так и не проснулась. Мы уложили ее на тележку и отвезли в рощу. Там вырыли могилку и похоронили.

Машка обвинила меня в гибели собаки.

— Говорила тебе, давай знак повесим, а ты все тянул и тянул. Все своего Юрку ждешь. Вот тебе и результат. Из-за тебя еще одна собака погибла.

Нет, ну вы поняли, что она сказала? Оказывается, это я виноват в гибели этой несчастной собачонки. Не гонщик, не гаишники, а я. С ума можно сойти.

— Что ты такое говоришь, Мария? — обиделся я. — У тебя совесть есть?

— А у тебя? — парировала Машка. — Где твоя совесть? Знак валяется в сарае, а ты не хочешь его повесить.

— Почему это не хочу? — возмутился я. — Просто жду Юрку.

— И что? Дождался?

Вот язва!

— Ладно, — говорю, — давай повесим. Говорил же я вам, что постепенно с этой Машкой превращаюсь в Макара.

— Конечно, повесим, — ответила Машка. — Даже если бы ты не согласился, я бы сама сегодня его повесила. Тащи лестницу.

Ну, точно, как наша Машка. Приблудилась и командует Макаром. У меня даже промелькнула мысль, что я похож на нашего кота. Тоже киваю и во всем соглашаюсь с этой Машкой. Я вытащил алюминиевую лестницу-стремянку, Машка загрузила знак на тележку, и мы двинулись в путь.

Знак мы решили повесить на деревянный столб, расположенный справа от дороги. Пока я взбирался по лестнице, у нас появились зрители — вчерашние «свидетели» моего преступления, Пашка и Танька. Меня удивило, что Танька была в новеньком платье, а на голове у нее красовался огромный розовый бант. В руках Танюха держала надутый воздушный шар.

— Что вы делаете? — спросил Пашка.

— Любопытной Варваре нос оторвали, — сказал я и спросил: — Куда это Танюха вырядилась?

— У меня сегодня день варенья! — громко произнесла Татьяна. — У нас гости. Тетя Нина приехала, папина сестра. Она мне платье подарила и бантик. Видишь? — Девочка осторожно прикоснулась ладошкой к банту.

— Поздравляю с днем рождения! — крикнул я с лестницы.

— Спасибо, — ответила Таня и добавила: — Миша, а ты мне подарок подаришь?

— Подарю, — заверил я и крикнул Машке: — Маш, подавай знак.

Мария протянула мне фанерный треугольник. Я одной рукой держу шуруповерт, другой тянусь за знаком. В этот момент Танька роняет свой шарик и тот прыгает на дорогу. Столб, на котором я завис, находится в кустах. Я вдруг увидел, что в нашу сторону несется машина. Танька рванулась за шаром. Если бы она была чуть выше кустов, то машину она бы непременно увидела, а водитель бы, если бы не было этого дурацкого куста, увидел бы Таньку. Но поскольку я оказался выше всех, я мгновенно сообразил, что сейчас произойдет страшная беда. Танька неслась прямо под колесо машины. Я швырнул в сторону кусок фанеры и прыгнул с лестницы прямо на Таньку. Толкнул ее изо всех сил, она кубарем полетела на другую сторону дороги, раздался ужасающий визг тормозов… А дальше я не помню.

Очнулся я в «Скорой». Рядом — мама и Машка. Обе плачут.

— Что с Танюхой? — тихо спросил я.

— Все хорошо с твоей Танюхой, — ответила мама. — Не разговаривай. Лежи-лежи…

— Миша, — тихо спросила Машка, — тебе больно?

— Нет, — ответил я и не соврал, — боли я действительно в тот момент не чувствовал.

Боль пришла в больнице. Чтобы вы меня не жалели, я не буду рассказывать, что там было. Скажу лишь кратко: мне не понравилось. Для тех, кто понимает, — «перелом шейки бедра». Никогда не думал, что у моего бедра есть какая-то дурацкая шейка, которую, если сломаешь, то будешь два месяца валяться в больнице.

Честно сказать, первую неделю мне было не до чтения. У постели сидели поочередно то бабушка, то дед, то мама. Машка приезжала каждый день. Мы с ней общались наедине. Никогда бы не подумал, что поцелуи могут снимать боль. Через неделю мне привезли ноутбук, и у меня началась новая жизнь.

Посматривая на качающуюся гирю, я однажды испугался собственных мыслей. Ведь все могло закончиться и по-другому. А если бы я умер… Интересно, на каком бы участке меня похоронили? Кто-то сказал, сейчас уже не помню, то ли женщина в панаме, то ли рабочий-пушкиновед, что двенадцатый участок полностью занят. Значит, не рядом с Владимиром. Мама с папой купили бы мне уже приготовленный памятник. Какой ужас. Оказывается, никто из нас не знает, что любой из тех приготовленных впрок памятников может стать нашим.

Да, много раз я читал, и у разных авторов, что жизнь — поразительная штука. Никто не знает, когда мы можем прийти в этот мир, и никто не предупредит нас, когда мы его покинем. Вот так живешь-живешь и не думаешь о том, что какой-то мастер уже пилит для тебя гранитный или мраморный камень. Нужно написать завещание. На всякий случай. Конечно, богатств у меня никаких нет, но хотя бы попрошу, чтобы на моем камне нарисовали что-нибудь? Вот скажите, а что бы вы хотели видеть на своем камне? Что бы такое нарисовать?

Придумал. Я попрошу, чтобы на моем камне нарисовали два холма, а между ними качели. На память о нашей дружбе с Машкой. Точно, открою в ноутбуке папку и назову ее «Завещание». Если вдруг со мной что случится, все равно ведь увидят.

Машка моя уехала. Пришла эсэмэска. Они с мамой уже в поезде. Отъезжают с вокзала. Какая Машка. Офигел, что ли? Машка — это наглая кошка. А уехала Маша, Машенька, Машулечка моя (в этот момент я вспомнил все Лилькины словечки, касающиеся моего имени, оказывается, не такие они уж и пошлые). Как же я буду по тебе скучать, Маша. Приезжай на следующее лето, Маш. Я буду тебя ждать. Приезжай обязательно. Если хочешь, я буду ради тебя каждый день в церковь ходить. И ревновать не буду. Голос не повышу. Клянусь тебе. Если чем обидел, прости меня, Мария. Я не нарочно. Я тебя люблю, Машенька! Честное слово. Любимая моя девочка…

На этом можно было бы и закончить мой рассказ, если бы не еще один случай. После отъезда Марии в тот же вечер ко мне пришел незнакомый мужчина. Такой интеллигентный, в костюме и галстуке.

— Ну, как вы тут, Михаил Александрович, поживаете? — спрашивает.

— Нормально, — говорю, а сам думаю: «Не сон ли? Это еще кто такой?»