— Понятия не имею, — ответил я и проявил запоздалую вежливость:

— Добрый вечер.

— Доброй ночи, Антон Николаевич, — поправил меня мужчина. — Ну и жизнь! Нигде покоя нет! Думал, уеду из Города, все неприятности разом кончатся. Нет, и тут достали!

Я сочувственно вздохнул. Что ж, надо полагать, что именно в этом доме находился мой недавний гость в качестве пленника. Не знаю, что предпринял Егор, оказавшись на свободе, но появления милиции я ожидал меньше всего. Вот уж не предполагал, что Егор такой законопослушный гражданин! Судя по моим ощущениям, он не из тех людей, которые обременяют родное государство своими проблемами. Выходит, ошибся. Вырвавшись на свободу, Егор первым делом бросился в милицию. «Чушь», — пренебрежительно отмела интуиция мою логическую постройку. «Мне, что, не верить собственным глазам? — огрызнулся я. — Вот — две патрульные милицейские машины!» «А «Скорая» что тут делает?» — спросила интуиция.

И я поперхнулся. Действительно, что здесь делает «Скорая»? Не поторопился ли я обвинить Егора в законопослушании?

— Не жизнь, а голливудское кино, — вступил в беседу третий подошедший мужчина. — Какие-то блокпосты на дороге, патрули на пляже, какие-то девки через забор лезут в голом виде…

Мы с первым наблюдателем одновременно обернулись к подошедшему.

— Про голых девок, пожалуйста, поподробней, — попросил я с фальшивой игривостью. Подошедший мужчина осмотрел меня строгим взором и внезапно подобрел:

— Антон Николаевич! Приветствую вас!

— И я вас, — ответил я неловко. Черт, как неудобно! Все меня знают по имени-отчеству, один я, как идиот, не знаю никого!

Подошедший мужчина уловил мое замешательство и пояснил:

— Я ваш сосед. Иван Гаврилович меня зовут. Звонил вам пару раз, приглашал на чай. Только вы отказались.

— Да-да, я помню, — ответил я торопливо. — Вы простите меня, нужно было срочно сдавать книгу, поэтому я и отказался.

— Жена моя большая ваша поклонница, — вмешался в беседу мой первый собеседник. — Я, извините, не читал. Предпочитаю Чехова.

— Я вас понимаю, — ответил я серьезно. Все эти экивоки увели нас в сторону от интересующего меня вопроса, и я вернулся к прежней теме:

— Иван Гаврилович, вы что-то говорили про голых девок…

Сосед рассмеялся и погрозил мне пальцем:

— Ишь, как вас зацепило!

Я почувствовал, что у меня краснеют уши.

— Просто интересно, — ответил я холодно. — Не каждый день у нас тут через ограду голые девки перелезают.

— Давай, Гаврилыч, не томи, — поторопил безымянный мужчина. Судя по нетерпеливому выражению его лица, вопрос его интересовал не меньше, чем меня. Но несколько с другой стороны.

— Иду я с прогулки, — начал Гаврилыч свое размеренное повествование. — Набрал травы для настоек. Я настойки сам делаю, — пояснил он мне. — Аптечной дрянью не пользуюсь. Кстати, у вас с нервами все в порядке?

— А что? — спросил я ошарашенно.

Гаврилыч приложил сложенные щепоткой пальцы к губам и слегка причмокнул.

— Настоечка у меня есть, — сказал он мечтательно. — Не настоечка, а мечта поэта. На чистом сорокаградусном… Корень валерианы, мать-и-мачеха…

— Гаврилыч! — возопил безымянный мужчина.

Сосед оборвал свои фармацевтические откровения и укоризненно покачал головой.

— Сдержанней надо быть, Вася. В нашем-то возрасте!

— Да рассказывай ты, мучитель, — прошипел впечатлительный Василий.

— У тебя тоже нервы не к черту, — поставил диагноз Гаврилыч. — Дам тебе настоечку, будешь принимать перед сном.

— Я тебя сейчас придушу, — пообещал Вася очень ясным голосом.

— Ладно, ладно, — пошел на попятный Гаврилыч. — Ишь, как тебя разобрало… В общем, так: возвращаюсь я с прогулки. Набрал травки…

Вася издал полупридушенный вздох, но перебивать не посмел.

— Набрал травки, — продолжал Гаврилыч, окидывая его мстительным взглядом, — решил ее сразу разобрать и просушить. Время, конечно, позднее, только не спалось мне отчего-то.

Я хотел спросить, почему он не выпил свою настоечку, но решил, что это уведет нас далеко от темы, и не спросил.

— Сел в саду, начал перебирать, — продолжал свой неторопливый рассказ Гаврилыч. Вращающийся синий свет милицейской мигалки изредка выхватывал из мрака то его лицо, то лицо Василия, придавая происходящему какой-то жуткий мистический оттенок.

— И тут вижу: обронил где-то по дороге пучок нужной травы. Что делать? Травка очень нужная, от ревматизма…

Вася сухо кашлянул.

— Ну да, — заторопился Гаврилыч. — Не отвлекаюсь. В общем, пошел ее искать. Я перед уходом на часы посмотрел: половина двенадцатого ночи.

— А сейчас сколько? — спросил я.

Вася взглянул на запястье.

— Половина третьего, — ответил он и поторопил:

— Ну, ну!

— Иду, смотрю под ноги, — продолжал рассказ Гаврилыч. — Еще фонарик взял, чтобы под ноги светить. Ну и пес мой следом увязался. Если бы не он, я бы и внимания не обратил… Дохожу до этого дома — я мимо него с травой проходил, — пояснил он нам. — Дохожу, значит, до этого дома. Свечу фонариком под ноги, вокруг не смотрю. И вдруг мой Абрек как гавкнет!

Гаврилыч сделал паузу. Мы затаили дыхание.

— Я испугался, — откровенно признался Гаврилыч. — Думаю, неужели волк?

— А тут бывают волки? — тоже испугался я.

— Раньше были, — ответил Гаврилыч. — Лет пятнадцать — двадцать назад. Только на людей они ни разу не нападали, бродячих собак задирали.

— Гаврилыч! — мученическим тоном напомнил Вася.

— А, ну да… Так вот, я сначала немного испугался. Потом сообразил, что на волка мой Абрек сразу бы кинулся. У меня кавказская овчарка, — пояснил он мне. — Собака здоровая, сильная, на волков генетически натасканная. Чабанский пес, одним словом…

Я кивнул, не отрывая заинтересованного взгляда от лица собеседника.

— А тут он даже не залаял, а так только, рыкнул… Нет, думаю, значит, не волк.

Гаврилыч умолк и посмотрел в сторону «новорусского» дома. И тут же мы с Васей, словно намагниченные, посмотрели туда же. Но ничего нового не увидели. Перед домом по-прежнему стояли две милицейские машины с беззвучно вращающимися мигалками и белый «рафик» и красным крестом, нарисованный на боку. Движения не было.

— Так вот, — продолжал Гаврилыч, и мы одновременно повернули головы к нему. — Посветил я фонариком вокруг и вдруг вижу: с того торца…

Он кивнул головой на боковую сторону высокого забора.

— …с того торца кто-то веревку перекинул.

— Ага! — пробормотал я против воли.