Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну ладно, подождем до выходных…
– Знаешь, – сказала Надежда, чтобы поскорее уйтиот опасной темы, – мне кажется, разработку никто не успел украсть. Вовсяком случае, все окружение Загряжского так думает. Иначе бы они не вертелисьвокруг.
– Ну и что? – Татьяна глядела сурово.
– А то, что у тебя есть шанс ее найти! –воскликнула Надежда. – Нужно только узнать, где он спрятал документы, апотом… – Она прикусила язык. Татьяна ведь не знала, что есть ключ, которыйоткрывает волшебную дверь, и этим ключом является палец.
Дамы обменялись телефонами и расстались, условившись держатьдруг друга в курсе событий. Едучи домой в метро, Надежда думала, что нашлаответ на один из вопросов: откуда у Загряжского могут быть большие деньги?Денег у него не было, но была документация уникального скоростного самолета,которую он собирался продать за большие деньги. Остался еще один, самый важный,вопрос: где искать документы?
И на еще один вопрос, касающийся лично Надежды Николаевны,она могла теперь дать ответ. Если раньше непонятно было, за каким чертом ейвлезать в опасную передрягу и в разборки с бандитами, то теперь ее поступкиобрели смысл: нужно помочь Татьяне выручить мужа из беды. Найти документы иотдать этому типу из органов. Только подстраховаться, чтобы Павлу Грибову непричинили неприятностей.
Надежда приободрилась, потрогала спрятанную в потайнойкарман косметичку и вышла на своей остановке.
Калерия Эдуардовна аккуратно, стараясь не помять поля, снялашляпу, повесила на плечики пальто, по неистребимой привычке переобулась втапочки, прошла в комнату, достала из сверкающего хрусталем серванта бутылкуармянского конька, налила себе полную рюмку и выпила.
По щекам ее поползли грязные дорожки слез.
Здесь, у себя дома, она могла себе это позволить.
Калерия Эдуардовна оплакивала не беспутного мужа Аркадия – сним она разошлась достаточно давно, да и никогда особенно его не любила. Онаоплакивала даже не своего двоюродного братца Мишу, известного в определенныхкругах как Кабаныч. Мишу, конечно, было жалко, но не до такой степени, чтобыпускать слезу, тем более что встречи их, вследствие специфики Мишиных занятий,были нечастыми.
Плакала Калерия, как обычно плачет любая женщина, особственной жизни, пролетевшей так быстро и оставившей после себя толькогоречь.
Калерия Эдуардовна налила еще одну рюмку и сказала себе:
– Жизнь не удалась!
Единственным, кого она действительно любила, был ее отец,Эдуард Вахтангович, великий человек.
Так говорили все его друзья, собираясь в их небольшой, нопрекрасно обставленной и уютной квартире по самым разным поводам.
«Выпьем за этого великого человека!» – обязательно говорилкто-нибудь из друзей.
Эдуард Вахтангович был директором гастронома.
Не самого крупного в городе, не самого известного.
«Не нужно выделяться, – говорил он часто, – ненужно быть на виду. Властям понадобится козел отпущения, и они выберут того,кто слишком выделяется. Надо быть скромнее».
Еще он часто говорил: «Мне не нужна скандальнаяизвестность!»
И у него не было скандальной известности, но в определенныхкругах, очень узких, но очень влиятельных, Эдуарда Вахтанговича хорошо знали. Иочень уважали.
Многие теневые дельцы тех времен ссылались на него как навысочайшего эксперта:
«Эдуард Вахтангович считает, что с рыбой сейчас лучше несвязываться».
И те, кто прислушался своевременно к этому совету, черезнесколько месяцев тихо радовались, потому что те, кто связался с рыбой,собирали маленькие чемоданчики и отправлялись в «места, не столь отдаленные».
Еще Эдуард Вахтангович любил повторять фразу, услышаннуюкогда-то от старого киноактера второго плана: «Главное правило – держатьсяподальше от камеры и поближе к кассе».
В устах Эдуарда Вахтанговича слово «камера» приобреталосовсем другой смысл, чем в устах артиста: зловещий и роковой.
Но благодаря уму и дальновидности жизнь Эдуарда Вахтанговичапрошла именно так – подальше от камеры, поближе к кассе.
Он был очень полезным человеком, и поэтому у него быломножество друзей. Он любил красивую жизнь, красивые вещи, но осторожностьдиктовала свои законы. Он жил с женой и дочерью всего лишь в трехкомнатнойквартире, потому что боялся привлекать к себе внимание. И дача у него быланебольшой и очень скромной, не идущей ни в какое сравнение с особняками новоговремени.
Правда, скромная снаружи дача внутри была отделана иобставлена весьма комфортабельно и уютно; правда, небольшая квартира поражаланеподготовленного человека своей удивительной по тем временам обстановкой.
Эдуард Вахтангович говорил, что снаружи его дом могут видетьзавистливые глаза соседей, а изнутри – только добрые глаза друзей, и поэтому нежалел денег на убранство своего жилища.
Особенно любил он пышный и воздушный саксонский фарфор исобирал где только можно мейсенские безделушки. Многочисленные друзья ЭдуардаВахтанговича знали, что никакой подарок не доставит ему такого удовольствия,как немецкая статуэтка, и приносили их к каждому празднику.
А праздники он любил и умел их устраивать. За столом у негособирались нужные деловые люди, но нередко появлялись и известные артисты,журналисты, певцы.
Лерочка росла в интересном, ярком окружении.
Она была единственным и любимым ребенком в семье, и будущаяжизнь рисовалась ей сплошным праздником, который сумеет создать для нее дорогойпапочка.
Неподалеку от Эдуарда Вахтанговича мелькала кривая волчьяухмылка двоюродного брата Миши.
Миша посматривал на дядю Эдика с большим уважением и старалсяусваивать его житейскую мудрость.
Позже, после смерти Эдуарда Вахтанговича, он говорилЛерочке, что многим обязан ее отцу, что благодаря его советам самому Мише тоже,за редкими исключениями, удалось прожить «подальше от камеры, поближе к кассе»,несмотря на трудный и опасный характер выбранной им работы.
Да не только это: Эдуард Вахтангович познакомил молодого,перспективного родственника с нужными людьми, заложив тем самым основы егобудущего могущества.
Миша, как и многие его коллеги по уголовному миру, высокоценил родственные отношения и не раз говорил Калерии, что она всегда может нанего рассчитывать.
Однажды она действительно к нему обратилась.
С Загряжским они встретились случайно – на дне рождения школьнойподруги. Опытный ловелас положил глаз на свеженькую кареглазую Леру, а узнав,чья она дочь, загорелся всерьез. Влюбить ее в себя Аркадию не составило труда.