– Если мы выберемся отсюда, мне будет что предъявить Комитету по невмешательству, – сказала девушка, пока, лежа на спине, спешно меняла кассету с пленкой – жмурясь от солнца, сжав зубы, ловко работая пальцами. Это были лучшие кадры в ее жизни.

Но Тед вырвал камеру у нее из рук. От дыма саднили легкие, канадец из последних сил сдерживал кашель.

– Прекрати, надо выбираться, пока нас тут не изрешетили.

Тед пытался загораживать ее «аймо», как щитом, от летающих повсюду осколков снарядов и камней. Он озирался в поисках более надежного места. Но идти было некуда.

Стоило стихнуть взрывам, как раздавался стрекот пулеметных очередей, а потом снова вступали минометы. Настоящий конец света. Тут-то и началось беспорядочное бегство. Под градом пуль бойцов охватила паника. Они бросили позиции и помчались через поле в сторону шоссе. Зрелище было ужасающее, фашисты палили по противникам как по живым мишеням. Стоило солдатам вылезти из укрытий, их отстреливали, как зайцев. Скрыться было негде. Генерал Вальтер, стоявший во главе 35-й дивизии, как мог, пытался выправить положение, восстановить контроль над ситуацией, но в западном секторе бегство продолжалось. Герда видела, как три ополченца взлетели в воздух – разорванные на куски. Тогда она вышла из укрытия, одна, всхрапывая от ярости и унижения, кляня бога воинств на идише, направив маузер на бегущих. Тед пытался удержать ее, ухватив за рубаху, но тщетно. «Надо их остановить, как ты не видишь: их же всех разорвет живьем», – воскликнула Герда. «Подожди меня!» – крикнул Тед, заряжая винтовку, чтобы прикрыть ее. Никогда еще он не видел Герду такой сильной и мужественной. Рваная рубаха, обнаженное плечо, оружие в поднятой руке. Стремительная, вдохновенная, неумолимая, то ли кричащая, то ли воющая, обреченная на поражение в этом бою, с сердцем полным гнева, разочарования и подлинной отваги. Решимость Герды помогла им с Тедом вернуть солдат обратно на позиции.

К половине шестого вечера самолеты улетели, оставив после себя израненную землю, гулкую тишину и бескрайнее одиночество полей.

Чудом было остаться в живых после этой мясорубки. Герда посмотрела на Теда со смесью нежности и гордости, взяла его голову в ладони и легко поцеловала в губы. И только. Всего на секунду коснулась его губ губами. За то, что он – ее ангел-хранитель.

– Спасибо, – сказала она тихонько.

И он почувствовал, как жар поднимается к его щекам, но только едва заметно улыбнулся, так по-своему, одновременно рассеянно и застенчиво.

Плато было усеяно трупами и стонущими ранеными, слишком искалеченными, чтобы подняться. Некоторых вывозили на танках, других – на запряженных мулами волокушах из куска брезента. Герда и Тед, с лицами, почерневшими от дыма и пыли, шли по шоссе к Вильянуэве-де-ла-Каньяда, слушая треск гравия у себя под ногами. Хотелось молчать – в знак почтения к стольким жизням, оборвавшимся в этот проклятый день. Вдали горели фермы, в воздухе было разлито отчаяние.

Час спустя, на закате, Герда и Тед все еще устало шагали по шоссе. Вдруг они услышали вдали шум мотора, а когда машина показалась из-за поворота, узнали черный автомобиль генерала Вальтера и призывно замахали руками. Жажда мучила их, и сил совсем не осталось. Генерала в машине не было, на заднем сиденье теснились раненые, так что Герда и Тед встали с двух сторон на подножки.

По дороге попадалось много бронемашин и легких танков. Местность была изрезанная, со множеством холмов, напоминавших средневековые замки. Охваченная странной эйфорией выжившей, с «лейкой» через плечо, благодарная жизни и своей звезде, Герда глубоко дышала, глядя вперед, радуясь легкому ветерку, обдувавшему лицо, все дивясь, что у нее – ни царапинки, думая о том, что по приезде в Мадрид надо будет сразу же принять душ. Она приготовила бутылку шампанского, чтобы устроить прощальный вечер в объединении. Следующим утром она собиралась уезжать. Тут машина вильнула, и Герда увидела краем глаза морду прущей на нее боевой машины. Это был Т-26, самый мощный танк в мире. Она хотела отпрянуть, увернуться, но что-то помешало. Железные гусеницы проехали прямо по Герде. Десять тонн металла навалились на живот, не давая пошевелиться, потянули вниз, как будто она была на дне озера в Лейпциге и увязла ногами в иле, не в силах вынырнуть. Она знала, что надо расслабиться, успокоиться – а потом рвануться вверх. Она почти смогла разглядеть домик на берегу, свет в его окне, так близко, стол, покрытый льняной скатертью, вазу с тюльпанами и книгу Джона Рида. Услышала крики и голоса откуда-то издалека, далекий рокот самолетов, услышала, как Тед зовет ее, будто с другого берега: Герда, Герда… дрожащим голосом с острой ноткой тревоги. Герде показалось, что раньше времени стемнело и стало очень холодно. Она изо всех сил старалась не утонуть, держать голову над водой, но плыть становилось все труднее.

– Давай, форелька, уже немного осталось… – это Карл подбадривал ее с берега, а Оскар – десятилетний, с веснушчатым носом, в полосатой матроске – стоя на пристани, следил за временем, поглядывая на часы с цепочкой.

На дне, на самой глубине есть фантастические города с песчаными куполами, поблескивающими, точно фосфор в костях. Ощутив пронзительный отблеск боли, Герда подняла голову над водой и почувствовала, как солнце осыпает ее кожу тысячами мельчайших брызг.

– Ну, поднажми, ты почти уже на берегу…

Чистое небо, плеск воды при каждом гребке, запах нагретого теплыми лучами кедра от плотины, прохладная спина, резинки красного купальника впиваются в плечи, во все стороны летят брызги, стоит только помотать головой.

Медсестра снова намочила губку в миске с водой и промокнула ей лоб и шею. Герда была в Эскориале, в американском полевом госпитале.

– А как Тед? – спросила она. – С ним все в порядке?

Сестра – молодая блондинка с круглым, как каравай, лицом и ярко-голубыми глазами – улыбнулась и кивнула.

– С тобой тоже скоро будет все в порядке, – ответила она. – Доктор Дуглас Джолли тебя прооперирует. Это наш лучший хирург.

Герда увидела вдалеке светлый прямоугольник – огромное окно старинного иезуитского монастыря, куда их доставили, но тут боль снова стала невыносимой. Танк порвал ей живот, выворотив наружу внутренности.

– Можно мне мою камеру? – попросила она.

Двое санитаров понесли Герду на операционный стол, но по пути туда она вновь потеряла сознание.

Ночь, высокое небо цвета спелой сливы. Герда почувствовала на плечах руки братьев и поняла, что они на дороге в Ройтлингене. До нее доносился запах шерсти от их рукавов. Трое детей, обнявшись, смотрят в небо. А с неба падают – по две, по три, пригоршнями соли – звезды.

Звезда – как воспоминание, никогда не знаешь, с тобой она или уже потеряна.

Герда опять очнулась от легкого вентиляторного ветерка и подумала, что это Капа подул ей в шею, как всегда делал после близости. Ее перенесли на кровать. Сейчас на девушке была только серая майка, голая рука вытянулась на простыне. Герда была очень бледна и от этого казалась совсем юной.