Алена видела, что никто ничего не понимает. Но ее утешал тот факт, что Залесный продолжал запрыгивать в свои брюки, и ему даже уже удалось натянуть их на себя, теперь оставалось справиться с «молнией» на ширинке.

– Пойдем, пойдем! – торопила его Алена. – Скорее.

– Стоп! – вдруг решительно заявила Инга, встав между Аленой и дверью. – Никуда ты не пойдешь! Ты вся бледная и дрожишь. Пока не выпьешь горячего чая, я тебя никуда не отпущу.

И добилась своего. Влила в Алену стакан ароматного горячего чая, чтобы подруга согрелась. За это время, что Инга хлопотала возле подруги, Залесный уже успел одеться и кивнул Алене:

– Я готов! Пойдем.

– А полицию вызвать?

– Я сам полиция. Сначала я осмотрю тело, а потом уже позовем местную полицию.

Алена не стала спорить. Игоря она знала много лет. А вот Зазнайку, узурпировавшего власть в местной полиции, гораздо меньше. Да еще за это время Зазнайка не сделал ровным счетом ничего, чтобы вызвать к себе расположение хозяйки «Дубочков». Так что Алена с легким сердцем согласилась выполнить требование Залесного. И более того, даже ощутила нечто вроде злорадства при мысли, что противному Зазнайке и в этот раз достанутся лишь объедки с их стола.

Глава 11

А между тем Василий Петрович, даже не подозревая о новых неприятностях, которые уже готовы были свалиться на его бедную голову, входил в церковь. Привычно перекрестившись на входе, он поклонился в сторону алтаря, возле которого как раз беседовал с какой-то прихожанкой отец Андрей.

Разумеется, он услышал, что кто-то пришел. И конечно, по дружным приветствиям:

– Доброго вам утречка, Василий Петрович!

– С Новым годом! – священник понял, что пришел хозяин. Но он и головы в сторону Василия Петровича не повернул. Как разговаривал с какой-то бабулечкой, которой позарез нужно было поведать священнику, как зять обидел ее прошлым вечером, назвав даже не змеей или гадюкой, а сколопендрой, так и разговаривал дальше.

– И где только слово-то такое выискал, – жаловалась старушка священнику. – Семь классов образования, по всем предметам двойки стояли, а как обзываться, так эрудиция у него проснулась. Раньше-то чего спала? Или только для худого дела ум у него просыпается, так что ли?

Священник кивал головой с важным видом, сочувственно поджимал губы и пообещал оскорбленной в своих чувствах старушке, что лично поговорит с ее обидчиком. Конечно, дело было ерундовым, и жалоба старушки тоже ничего серьезного собой не представляла. Священник, как и все прочие в «Дубочках», отлично знал, что старушка с зятем своим жили душа в душу. Но иной раз старушке вдруг вступало в голову, что зять оказывает ей недостаточно уважения, и тогда она жаловалась на него всем, кто соглашался ее слушать.

Обычно отец Андрей спешил к пришедшему в храм Василию Петровичу, откладывая порой и действительно важные дела. А сегодня делал вид, что никак не может распрощаться со склочной старушкой. Василий Петрович все понял и крякнул. Примирение со священником стало представляться ему делом куда более сложным, нежели раньше.

От нечего делать Василий Петрович заложил руки за спину и принялся ходить по храму. На стенах храма была сделана роспись, причем отец Андрей лично мотался по духовным училищам и семинариям, выискивая наиболее талантливых будущих художников, которым можно было бы поручить эту работу. Молодые люди дружной бригадой разделили храм на сектора. И каждый занялся написанием лика своего святого, трудясь старательно и не покладая рук, пока не была завершена вся работа.

Не все молодые художники были в равной мере талантливы. И хотя все они работали с душой, но изображение одного святого – Василия Великого – получилось особенно живым и красочным. Оно всегда привлекало к себе наибольшее внимание прихожан. Люди подолгу стояли перед росписью, словно советуясь со святым.

Василий Великий жил во времена Иоанна Грозного. На фреске в церкви он был изображен нагим, то есть в том виде, в каком этот юродивый Христа ради и провел всю свою жизнь. В летнюю жару и в зимнюю стужу блаженный одинаково был наг и бос. И был бы блаженный обычным человеком, умер бы от воспаления легких в первую же русскую зиму, не успев ни начать, ни закончить своего подвига.

Несмотря на явно выходящий за рамки общественного приличия вид, святого этого необычайно почитали на христианской Руси. Как простой народ, так и сам государь относились к блаженному и его словам с огромным вниманием. В последние годы правления Ивана Грозного только Василий Великий и осмеливался возражать царю, говоря ему такие слова, за которые всякий другой расплатился бы головой и всеми прочими частями тела.

И вот сейчас Василий Петрович и сам не заметил, как остановился именно перед этой фреской. Глаза святого взирали на него с добротой и смирением.

– Не знаю, – пробормотал Василий Петрович. – Как со священником-то мне нашим помириться, а? Надулся на меня, словно индюк. А за что? Я ведь обиды ему чинить не хотел. Только оно вон как все получилось…

Прославленный тезка хозяина «Дубочков» молча смотрел на него. Трудно было ожидать от фрески какого-то ответа. Но внезапно на душе у Василия Петровича отчего-то потеплело. Словно бы кто-то живой и участливый встал рядом с ним, пообещав снять с его плеч и заботы, и печали.

– Не удивлен, что нашел вас именно тут, – услышал Василий Петрович рядом с собой голос отца Андрея и, вздрогнув от неожиданности, перевел взгляд на священника. Ну что? По-прежнему ли сердится тот на него? Но отец Андрей выглядел вполне миролюбиво.

И улыбнувшись, продолжил:

– Это ведь ваш святой. Его именем вас и назвали.

– Как же он нагим-то по морозу ходил? – вырвалось у Василия Петровича.

Священник молчал. Видимо, точного рецепта он тоже не знал. Да и вообще сам отец Андрей ни в чем подобном замечен не был. Даже в проруби на Крещение он лично никогда не купался. Пастве настоятельно рекомендовал, но сам в ледяную воду лезть избегал.

– Отец Андрей… Я к вам зашел…

– Знаете, – перебил его священник, – я ведь сам хотел к вам сегодня прийти.

– Зачем?

– Ну как же? – удивился отец Андрей. – С праздником хотел поздравить. Вы же меня звали к себе, а я болен был.

На душе у Василия Петровича внезапно стало легко и радостно.

– Так вы и впрямь болели? А я-то уж подумал…

– Что?

– Ну, что вы обиделись. Вы же говорили, что Новый год празднуют лишь язычники.

– Не прав был. Вернее, не совсем прав. Пока болел да в кровати валялся, сам это понял. А как понял, так мне сразу и легче стало. Выходит, болезнь мне Господь для вразумления послал.

– Как у вас все просто, – искренне порадовался за него Василий Петрович. – Мне бы так знать, за что Господь на нас всех прогневался. Ведь за последние дни у нас в усадьбе уже второе убийство!