Дневник, который вел лейтенант Мэтт Коноп из штаба 2-й дивизии, позволяет представить, почему американцам, даже в такой близости от фронта, понадобилось столько времени, чтобы осознать масштаб и размах наступления Германии. Запись Конопа от 16 декабря начинается так: «05.15. Спал в “маленьком красном домике”[28] с шестью другими офицерами – слышу громкие взрывы – наверное, приснилось – все еще думаю, что это был сон – должно быть, наши палят – не может быть, взрывы еще громче» {356}. Коноп встал в темноте, добрел в своих длинных подштанниках до порога и открыл дверь. Снаружи рвануло, и он поспешил разбудить остальных. Прямо в нижнем белье все бросились в подвал, пробираясь с фонариками. В конце концов, когда обстрел прекратился, вернулись наверх. Коноп позвонил в операционный отдел и спросил, не случилось ли чего необычного, о чем нужно сообщить. «Нет, ничего необычного, – пришел ответ, – но [у нас] здесь был довольно сильный обстрел. С передовой ничего необычного не сообщали». Коноп дополз до матраса, но не смог заснуть.

В 07.15, когда он добрался до командного пункта в Вирцфельде, было еще темно. Судя по карте обстановки, 2-я дивизия продвигалась неплохо. Его 9-й пехотный полк только что захватил деревню Валершайд. Через час Коноп осмотрел Вирцфельд. От обстрела никто не пострадал, разве что шальной снаряд угодил прямо в кучу навоза, что привело к «внезапному перемещению кучи по всей кухне, столовой и офицерскому столу инженерного батальона». Позднее тем же утром католический капеллан дивизии сказал ему, что после утренней бомбардировки следует поберечься на завтрашней мессе в церкви, бывшей столь очевидной целью. Коноп с ним согласился.

В 17.30 Коноп увидел сообщение, что немецкие танки прорвали фронт 106-й дивизии. Это было описано как «локальное действие противника» {357}. Делать ему было нечего, и он вернулся в свою комнату, чтобы почитать, а вечер скоротал за беседой с парой военкоров, прибывших на ночлег. И, прежде чем «завалиться на боковую», он показал журналистам дверь в подвал – на случай, если наутро произойдет еще одна бомбардировка.

28-я дивизия Нормана Кота, примыкавшая к 106-й, сначала была застигнута врасплох из-за плохой видимости, но немцы использовали искусственный лунный свет, и это был «просчет». «Они направили прожекторы в лес, а потом в облака над нашими позициями, высветили свои десантные войска и стали легкой мишенью для наших пулеметчиков» {358}.

К счастью, до начала наступления дивизия обучила офицеров пехоты и сержантов действовать в качестве передовых наблюдателей для артиллерии. Одна рота 109-го пехотного полка, успевшая окопаться, во время массированной атаки противника сбила 155-мм гаубицу всего лишь в пятидесяти метрах от своих позиций. В ее последующих отчетах указывалось, что погибло полторы сотни немцев. Среди американцев жертв не было.

Навязчивое стремление преувеличивать свои достижения и численность вражеских сил было почти повсеместным. «Что ни донесение, десяток немцев превращался в роту, – жаловался комбат дивизии, – два танка Mark IV[29] – в их массированную атаку. Командиры просто не могли быстро принять верные решения, а получалось это только тогда, когда в отчетах отражалось то, что боец видел или слышал, а не его фантазии» {359}.

112-й пехотный полк 28-й дивизии Нормана Кота обнаружил, что «утром в момент первого штурма имелись явные признаки, что немецкая пехота довольно свободно употребляла алкоголь… Они смеялись, шумели и кричали нашим не открывать огонь, а то обнаружим себя… Мы и не должны были, пока колонна не подойдет к нам на 25 ярдов[30]. Потом постреляли многих. Проверили фляжки на нескольких трупах, оказалось, в них совсем недавно был коньяк» {360}.

116-я танковая дивизия Вальденбурга ударила по пограничной линии между 106-й и 28-й дивизиями. Но вместо прорыва немцы получили удар по своему флангу от стоявших правее всех батальона 106-й дивизии и взвода «истребителей танков». Вальденбург сообщил, что в лесу к западу от Берга штурмовая рота его 60-го танкового полка была не просто остановлена, а «почти уничтожена», а американцы «сражались невероятно смело и яростно» {361}. Немцы бросили вперед артиллерию, чтобы накрыть переправы, но леса и холмы очень затруднили наблюдение, а на крутых склонах было мало мест, пригодных для размещения батарей.

На юге, с другой стороны, 156-й полк моторизованной пехоты Вальденбурга быстро продвигался к Оберхаузену. И тут вдруг оказалось, что «драконьи зубы» Западного вала не позволяют танкам полка идти по заданному маршруту. Ему пришлось обращаться в штаб корпуса и просить разрешения отправиться вслед за успешным 156-м полком, захватившим переправы через Ур. Проливные дожди и снег так расквасили землю в Арденнах, что танковые части могли двигаться лишь по дорогам с твердым покрытием. На других, похуже, танковые гусеницы месили грязь и увязали почти на метр, делая их непроходимыми для колесного транспорта и даже для других танков. Плохая погода, которой Гитлер хотел защитить свои войска от авиации союзников, брала свое, и брала немало, как и дикая лесистая местность, помогавшая ему действовать скрытно. Дальше на юг 26-я народно-гренадерская дивизия получила приказ прорвать фронт для наступления самых опытных танковых дивизий Мантойфеля: 2-й и Учебной. Бастонь лежала примерно в тридцати километрах к западу по прямой, и немцы надеялись добраться до нее той же ночью или к утру. Но генерал-майор Хайнц Кокотт, командующий 26-й народно-гренадерской дивизией, получил неприятный сюрприз. 28-я пехотная дивизия сражалась даже после того, как прорвали ее фронт, растянутый вдоль возвышенности и дороги, которую американские солдаты прозвали Скайлайн-драйв (Skyline Drive) – «Небесное шоссе». Чего они не ожидали, напишет он позднее, так это «того, что остатки разгромленных подразделений не сдадутся. Они оставались на месте и продолжали блокировать дорогу» {362}. Это заставило немецкое командование согласиться с тем, что «пехоте действительно придется пробиваться вперед», а не просто открывать путь для танковых дивизий, идущих на прорыв к Маасу. «В конце первого дня наступления ни одной из целей, поставленных [5-й танковой] армией, не удалось достичь». «Упорная оборона Хозингена» продолжалась до позднего утра следующего дня.