Сердце тоскливо сжалось.

Она отвернулась так сильно, как только могла, не рискуя сломать себе шею. Не хотелось, чтобы Лиатанари заметил ее покрасневшие глаза.

Но в этот момент экипаж обогнул последний холм и дубраву, и девушка вздрогнула, выпрямляясь.

– Луаризель, – произнес Лиатанари, нарушая молчание. – Золотой град.

Он действительно был золотым. Словно посреди изумрудно-зеленой долины кто-то высыпал две горсти сверкающих слитков, разделенных лазурной лентой реки. Солнце отражалось в черепице домов, в высоких башенках и куполах, в тонких шпилях, пронзающих небо, в ажурных мостах над рекой. Играло в каждой их грани, слепило глаза.

– Его заложил ваш дед, аэри, Танатаэль Каламрис.

Ринка бросила на говорившего быстрый взгляд и снова вернулась к созерцанию чуда. От красоты и великолепия у нее защемило сердце.

– Значит, вот как эльфы живут… – прошептала, вспомнив свое безрадостное детство в холодных стенах монастыря.

– Эндиль, – поправил ее аэр. – Эльфами нас называют люди.

– Ну, я же наполовину человек, – она пожала плечами.

– Я не ставлю вам это в вину. Но это не делает вам и чести.

Ринка не ответила. Замолчала, замкнулась, уже без прежнего трепета глядя на вырастающий перед ней город. Он не был обнесен стеной, как человеческие города, не прятался за крепостями и бастионами. Но вовсе не казался беззащитным. Наоборот, в нем чувствовалась скрытая мощь.

Экипаж пролетел первые домики, выросшие на отшибе, и въехал в предместье, постепенно сбрасывая скорость. Колеса бодро застучали по мостовой, выложенной серым булыжником. Теперь мимо Ринки проносились дома с яркими цветниками, изящными фонтанами, ажурными арками и балкончиками. Их фасады оплетала сочная зелень, по дорожкам бегали дети, взрослые мужчины и женщины, бросая дела, низко кланялись и провожали карету долгими взглядами…

И нигде Ринка не заметила ни одного забора.

Город не обнесенный стеной, дома не прячущиеся за заборами… Неужели живущие здесь никого не бояться? Ни нападения врагов, ни воров?

Кажется, она сейчас даже не удивится, если узнает, что в этих домах нет замков.

Но вот карета въехала в оживленный центр. Здесь сновали толпы эндиль и вереницы экипажи, но все они спешили убраться с дороги, только завидя гербы королевского дома и франтоватых гвардейцев на белоснежных скакунах.

Ни людей, ни уркхов, ни илитиири Ринка в толпе не увидела, как не смотрела. Казалось, в Луаризель проживают только эндиль.

Еще несколько поворотов – и мост. Легкий, ажурный, кажущийся почти невесомым. Девушка слегка побледнела, когда под колесами заискрилась речная гладь.

– Ниррана, – отметил Лиатанари, – несет свои воды к Восточному морю.

Она опять промолчала.

Съехав с моста, карета покатила по широкой аллее, по обе стороны которой высились столетние дубы. Впереди возвышался белокаменный дворец с ажурными башнями и сверкающими куполами. Величественный и прекрасный, словно сошедший со страниц какой-нибудь сказки.

В таком дворце мог жить только король или принц.

– Резиденция эльканэ, аэри, а теперь и ваш дом.

Ринка отвела взгляд.

Регент будто читал ее мысли!

Она заметила нескольких эндиль, разодетых в шелк и кружева. Завидя карету, мужчины низко кланялись, а женщины приседали в изящном реверансе, от чего их пышные юбки расплывались разноцветными волнами.

– Приехали.

Карета остановилась возле крыльца с резными колоннами. Один из гвардейцев спешился, подбежал и с поклоном распахнул дверцу перед аэром.

Лиатанари не торопился. Прищурившись, он глянул на солнце, потом на стайки придворных, замерших в отдалении. Потом перевел взгляд на стрельчатые окна дворца. Часть из них была задернута плотными шторами, так чтобы внутрь не проникал ни один лучик солнца. И снова, в который раз, сиятельного аэра охватила тревога.

Нельзя терять ни минуты… Он и так потерял слишком много драгоценного времени.

– Ваша Светлость, такая честь видеть вас, – миловидная блондинка с ромашками в волосах склонилась перед регентом.

Тот не заметил ее. Его взгляд был устремлен на мужчину, что спускался вниз по ступеням.

Ринка тоже на него посмотрела и едва сдержала вскрик узнавания.

Красноволосый. Так она назвала его про себя. Тот самый, что оставил ей имя и сказал, что это страховка.

– Она там? – он кивнул на карету.

– Да. – Лиатанари нахмурился. – А он?

– Без изменений. Душа все еще балансирует на грани, но, сам знаешь, это ненадолго. Если мы ничего не предпримем…

– Предпримем, – процедил регент, поворачиваясь к Ринкьявинн. – Теперь у нас есть лекарство от смерти. Прошу, аэри, на выход.

Красноволосый представился как аэр Тессиль. Он был полной противоположностью Лиатанари: теплый взгляд, обаятельная улыбка, обходительные манеры. Преклонив колено, он поднялся и подал Ринке руку, а потом вдруг приложился губами к ее дрогнувшим пальцам.

– Приветствую, аэри, в Золотом граде. Пусть земля предков стелется ковром под вашими благословенными ножками. Надеюсь, путь был безопасен? Наш милый регент не слишком вам надоедал?

– Хватит разводить церемонии, – оборвал Лиатанари. – Все с ней в порядке.

Не отпуская руки, Тессиль повел дорогую гостью вверх по ступенькам. И Ринка пошла за ним, смущенная и взволнованная этим внезапным участием.

За ними с застывшим лицом следовал Лиатанари.

– Понимаю, вы ждете от нас объяснений, – продолжал Тессиль, бросая на девушку пытливые взгляды. – Но это долгая история, а времени у нас нет. Поэтому я прошу поверить нам на слово. Ваша жизнь для нас бесконечно ценна и мы не позволим, чтобы с вами что-то случилось.

– Поверить тем, кто убил моего отца?

Она даже не пыталась скрыть горечи в своем тоне.

Он улыбнулся. Мягко, почти по-отечески. Так улыбаются взрослые на детские шалости.

– Да. Так будет лучше.

– Для кого?

– Для всех. Но особенно для вас, аэри. Мы не просто так нашли вас и вернули. И не просто так воздаем все эти почести, – он обвел рукой, и Ринка вдруг поняла, что все, кто встречается им на пути, спешит отойти с дороги и низко кланяется. – И это украшение на вашей тоненькой шейке тоже надето не просто так.

Вздрогнув от его слов, она схватилась за ожерелье.

А оно-то здесь причем? Его надел Брент! Это знак их супружества…

Тессиль отметил ее движение, его улыбка стала сочувственной.

– Да, именно об этом украшении я говорю. Арнбранд сказал вам, что это такое?