Папа и дедушка, когда услышали про отсутствие уважения, сразу занервничали и принялись спрашивать, чего она хочет, что ей подарить. А мама и бабушка нисколько не взволновались, велели перестать капризничать. Тайка подслушала потом, как бабушка Оля просвещала дедушку Олега:

— Если ребенок говорит, что он несчастлив, что его не любят, да еще и не уважают, — то это скорее всего поза, напрашивание на поблажки, на чрезмерное внимание. В случае с Тайкой — совершенно точно игра на публику. Несчастный ребенок молчалив, подавлен или, напротив, буен и истеричен. Он не способен сформулировать причины своего горя. Ребенок мыслит конкретно: не дали конфетку, не разрешили смотреть мультики, наказали, поставили в угол. Я позволю себе сказать, что вы не очень хорошо представляете себе обстановку в многодетной семье. Вы и Полина Сергеевна — единственные дети, Сеня и Лея — тоже. А у меня были две сестры и брат. Мы ссорились, даже дрались, ревновали родителей. Но выросли очень близкими людьми и относимся друг к другу с большой теплотой. У Сени и Леи в семье будет не так, как было в их детстве, но я уверена, что они справятся.

— С нашей помощью, — добавил дедушка Олег.

— Все, что смогу.

Из подслушанного разговора Тайка сделала два вывода. Во-первых, можно драться. Если даже бабушка Оля дралась со своими сестрами и братом! Во-вторых, чтобы выглядеть несчастной, надо быть молчаливой и грустной. Но на ее молчаливость и грусть-тоску, которых хватило почти на час, никто не обратил внимания, да и скучно было ходить по участку печальной и безучастной. Драться можно только с Эмкой. Но он старше, сильней, хотя и после больницы. Тогда покусать его!

Тайка не просто ревновала брата к младшей сестре, а постоянно подчеркивала, что Полинька ее, Тайку, больше любит, узнаёт, тянет ручки, смеется. Эмку это превосходство оставляло равнодушным, он вообще не находил ничего занимательного в играх с младшей сестренкой. А Тайка постоянно тянула его к Полиньке: дай ей погремушку, видишь — у тебя не берет, а у меня берет.

И однажды с улицы послышался дружный детский плач. Взрослые выскочили во двор.

По траве каталась Тайка и вопила:

— Он меня ударил, он меня толкнул!

— Эмка! — воскликнула Полина Сергеевна.

— Ты что творишь? — гаркнул дедушка.

— Она первая! — крикнул Эмка. — Она меня покусала! Вот, смотрите, — показал он руку. — И еще в шею!

На его шее действительно были отчетливо заметны полукружия, оставленные маленькими зубами.

Плакала испуганная Полинька, слезы градом катились по ее щечкам, тянула ручки к маме. Лея подхватила малышку:

— Тайка, ты зачем покусала Эмку?

— Он хотел сделать больно Полиньке…

— Я-а-а? — возмутился Эмка. — Она врет! Она какая-то ненормальная! Чокнулась, с ума сошла. У нее бешенство, наверное.

На Тайку все уставились с немым недоумением, и ей стало стыдно, теперь она расплакалась по-настоящему и убежала в сад.

— Сейчас разберемся, — спокойно сказала Ольга Владимировна и отправилась вслед за внучкой.

— Эмка, — начала обескураженная Полина Сергеевна и не знала, как продолжить. — Ты… должен…

— Бабушка! Я ее не трогал! То есть не трогал, пока она не стала кусаться, а потом просто оттолкнул. Я не виноват, что она сошла с ума.

— Не спеши с выводами, — сказал дедушка, обнял за плечи растерянную бабушку и повел в дом.

— Ничего не понимаю, — призналась Полина Сергеевна.

— Меня Ольга Владимировна предупредила.

— О чем?

— Что они будут драться, кусаться и отвоевывать место под солнцем. Эх, повезло Сеньке!

— Олег, я ничего не понимаю!

— Мой генерал, вы не в тех войсках служили.

На улице Лея, успокоив младшую дочку и посадив ее снова в манеж, обратилась к Эмке:

— Не обижайся на Тайку. Знаешь, девочки иногда кусаются, они ведь слабее мальчиков, вот и пускают в ход запрещенное оружие.

— Но я ей ничего не делал!

— Она, наверное, просто хотела, чтобы ты обратил на нее внимание, или элементарно ревновала.

— Ты тоже кусалась?

— Кусалась. Пока… Между нами, ладно? Пока один мальчик не расхохотался мне в лицо: «Давай, кусай мне руки, я только что в туалет сходил и не помыл их!» Представляешь? Я чуть не умерла от стыда и отвращения, и навсегда как ножом отрезало желание в кого-то зубами вцепляться.

— О, у меня возникла идея! — воодушевился Эмка.

— Идея не мыть руки после туалета не кажется мне блестящей.

— Это другая идея.

Эмка натер руки до локтей перцем и ходил за Тайкой, всячески провоцируя ее на ссору. Но Тайка после задушевной беседы с бабушкой, которой во всем призналась, была настроена на покаянный лирический лад и на провокации не поддавалась. Эмка неосторожно потер глаза и через минуту влетел в дом плачущий, орущий: «Я слепну!»

Потом, когда все разрешилось, когда ему промыли глаза и отдраили руки, когда дедушка оттаскал его за ухо со словами: «Ты чуть бабушку и нас всех в могилу не свел!» — Эмка оказался, к удовольствию Тайки, таким же проштрафившимся, как и она.

Приехал Сеня и спросил:

— Как у вас тут дела?

— Все хорошо, — первой ответила Ольга Владимировна, хотя обычно она не торопилась говорить раньше других.

— Эмка? — Сеня почувствовал, увидел по лицам, что в его отсутствие что-то произошло. — Эмка, колись!

— Да все уже нормально, пап. Просто сначала меня Тайка покусала, а потом я натерся перцем, а она не кусалась, и перец попал мне в глаза.

— Я ничего не понял!

— Вот я смотрю на Полиньку Маленькую… — вступил в разговор Олег Арсеньевич.

Все подумали, что сейчас он заговорит о том, что подрастет Полинька и в сумасшедшем доме станет еще веселей. Но он сказал другое:

— Сидит Полинька в манежике, и деться ей некуда. Не построить ли нам, друзья, большой-большой манеж, вроде вольера для крупных собак? Будем запускать в него детей и сторожить по очереди.

— С брандспойтом и с розгами? — спросила Полина Сергеевна.

— Я так понимаю, — усмехнулся Сеня, — что денек у вас выдался интересный.

* * *

После травмы Эмке были противопоказаны любые перенапряжения: физические, психические, интеллектуальные, эмоциональные. Иными словами, ему нельзя было много читать, играть в компьютерные игры, смотреть телевизор, бегать, прыгать, кататься на велосипеде. Активного мальчика удержать в рамках подобного режима было немыслимо. Разве что действительно построить для него вольер. И хотя взрослые договорились не сдувать с него пылинки, обращаться как со здоровым ребенком, на практике получались бесконечные окрики: «Эмка, выключи телевизор! Эмка, хватит бегать! Эмка, слезь с велосипеда! Эмка, оставь в покое тяжелую тачку!..» Выручала речка. В трехстах метрах от дома она делала поворот, в излучине имелся маленький песчаный пляж. Врачи не сообразили наложить ограничения на купание, и Эмка плавал, нырял, прыгал в воду до посинения. Он загорел, окреп, и, если бы не ежик отрастающих волос на голове, никто не вспоминал бы о тяжелой болезни. В будни с детьми ходила на реку Лея или одна из бабушек. Эмка и Тайка предпочитали Лею, хотя она всегда брала с собой Маленькую Полиньку. Лея организовывала им то пикник на обочине, то соревнования по скоростному закапыванию в песок. Да и играть с ней в карточную «Монополию» было интереснее — Лее по-прежнему не везло в карты. Бабушка Поля с первого же прихода на речку принялась наводить на пляже чистоту. Велела Зафару принести бочку, куда поместили большой пластиковый стодвадцатилитровый мешок — для мусора, который Эмка и Тайка должны были собирать, еще и граблями прочесывать песок, выгребая окурки. С детской точки зрения, это была жуткая несправедливость: все мусорят, а они убирают! Но бабушка Поля проявила непреклонность: