Так что на мне надето великолепное платье из новой коллекции — подарок дуэта знаменитых дизайнеров. Черная закрытая модель с длинными рукавами, но обтягивающая фигуру как вторая кожа, не оставляющая места воображению. Классика и призыв. Дополняют образ высоченные шпильки, чулки. Образ черной вдовы. Яркой, провокационной, сексуальной.

Волосы собраны в высокий хвост.

Такая Аврора должна соблазнять. Глядя на мои сегодняшние фотографии, отснятые папарацци, каждая девушка должна желать повторить образ и пойти в бутик, купить все, что на мне надето.

Бизнес. Всего лишь бизнес.

— Похорошела…

Проговаривает Иван и голос у него глубокий. Сильный. А взгляд… Боже, как он на меня смотрит…

Это не передать словами. Собираюсь и отвечаю с иронией:

— Ну, на этот раз я не бегала по подворотням и не получала по лицу за нежелание явиться пред твои ясные очи.

Ухмыляется, губу кривит и, черт, как ему удается быть настолько обаятельным и опасным одновременно?!

Меня не воспринимают всерьез и мои слова вызывают снисхождение сильного мужчины.

— Иди сюда.

Обрубает и в глазах больше нет этого самого снисхождения. С таким Иваном шутить нельзя. Я словно интуитивно его чувствую и понимаю, где стоит остановиться и не идти на конфликт.

Сглатываю. В горле сухо. Прохожу к столу. Тянусь к спинке стула. Хочу сесть напротив, но Кровавый поднимает глаза и окидывает меня иссушающим взглядом.

— Нет. Ко мне подойди.

Не могу не подчиниться. Ни этому взгляду, ни голосу, ни магнетическому притяжению.

Делаю пару шагов и застываю рядом с Иваном, только вот в следующую секунду оказываюсь сидящей на крепком бедре мужчины.

Мурашки идут по коже, его запах ударяет в голову и на пустой желудок все перед глазами кружится.

Порываюсь вскочить. Не могу. Затихаю под его прожигающим взглядом. Дышу прерывисто. Сразу перед глазами кадрами наша сумасшедшая ночь, горячие пальцы ложатся на мое бедро и начинают медленно задирать платье, оголяя край чулка.

— Нет…

Шиплю и впиваюсь ногтями в крепкую руку.

Поворачиваюсь к нему и сталкиваюсь с белесыми глазами мужчины. Невыносимо видеть это лицо так близко, чувствовать жар, исходящий от сильного тела и быть в такой близости от твердых губ.

То, что происходит со мной, стоит Ивану приблизиться, не имеет никаких объяснений. Влечение, тяга, притяжение. Нет. Что-то большее, глубинное.

Продолжает ласку, обводит по узору резинки, слегка затрагивая кожу и я вздрагиваю от каждого касания.

— Обычно в дешевых фильмах говорят, что быть такой красивой — преступление. Но я бы тебя засудил…

— Ты вызываешь у меня встречное желание! — проговариваю зло и смотрю в лицо своего первого и единственного мужчины.

Жду реакции на свой выпад, но никак не ожидаю, что он откинет голову и засмеется.

Замираю от невероятной улыбки, в которой сверкает белоснежный оскал хищника.

— Язва… — выдыхает. Голос его глухой, тяжелый, насыщенный, глаза прищуривает в знак предупреждения.

Рука на моей талии сжимается сильнее, притягивая меня к литому каменному торсу, вдавливая грудью, а запах его тела ударяет в нос вереском.

Сдерживаемый вздох срывается с губ, а перед глазами словно карусель запускают. Мне становится плохо. Все же длительный перелет и голод дают о себе знать, меня ведет, прикрываю глаза, роняю голову на крепкое плечо, обмякая в сильных руках.

Внезапная хватка на щеках мучительна. Иван отклоняет мою голову, и сквозь сомкнутые веки чувствую его прожигающий взгляд.

— Что, твою мать, с тобой происходит?! — властный голос и я, не открывая глаз, переживаю слабость и приступ тошноты.

— Аврора!

Сдавливает и вынуждает ответить:

— Сейчас… пройдет…

Его пальцы насильно открывают мне веки. Он проверяет реакцию зрачка, а в голосе явственно ощущается металл.

— Харе мне втирать. Что с тобой?!

— Я несколько дней ничего не ела…

Ругательство бьет по ушам, я даже половины слов из этой заковыристой фразы не знаю, а еще слышу русскую речь. Злую. Рваную.

Отпускает и я опять опускаю голову на его плечо. Мужчина подо мной как скала, на которую я опираюсь, пережидая свой внутренний шторм.

Легкое давление на щеках заставляет открыть рот, а затем на язык попадает кусок мясного рагу, сочного, щедро сдобренного грибным соусом.

Меня током бьет от ощущения его пальцев в моем рту, случайно касаюсь их языком и, распахнув глаза, трепыхаюсь, пытаюсь отстраниться, но я зажата в тисках.

Отнимает руку, накрывает мои губы шершавой подушечкой.

— Только попробуй не съесть что даю, — тягучий возбужденный голос в самое ухо, угроза с провокационным подтекстом дальше, — жуй и глотай, не распаляй, мне нравится, как твои губы обхватывают мои пальцы, могу проверить, как они будут смотреться на…

— Нет… — рвано выдыхаю и сдаюсь, жую, ощущая на языке богатый вкус, насыщенный специями. Ощущаю, как жир растекается, лоснится и Иван растирает его большим горячим пальцем по моим губам, заставляя внутренне трепетать.

Такая пища для меня табу, не помню, когда в последний раз позволяла себе подобное, но… хорошо, что у меня от слабости веки опять прикрыты и мне кажется, что мужчина не видит моего наслаждения.

Цедит ругательства и проводит пальцем по контуру моих губ. Млею от вкуса, запаха и его близости. Как только дожевываю, не успеваю хотя бы вдохнуть, как моих губ настойчиво касается еще один кусок мяса с привкусом его пальцев в моем рту, на языке, вместе с соусом, растекающимся по небу. Сумасшествие. Безумие и тугой ком предвкушения в животе, заставляющий напрячься и сильнее сжать ноги.

— Рот открой.

Подчиняюсь. Силы возвращаются вместе с жаром, который охватывает каждую частичку моего тела. Робко открываю глаза и застываю. Бледно-голубые льдины смотрят с жадностью, с дикостью какой-то, и я облизываю с губ жир, чуть прикусив нижнюю от страха и томления от того, как Кац смотрит на мой рот.

— Если еще хоть раз ты посмеешь морить себя голодом… Я сниму ремень и им тебя выдеру.

— Ты меня выде… что? — переспрашиваю шокировано.

Глаза у него становятся дикими. А я понимаю, что именно сейчас ляпнула.

— Ешь. Иначе найду чем занять твой рот.

Приподнимает бровь. Явная угроза, а у меня тело покалывает от понимания его намека, той жуткой недосказанности, заставляющей меня опять попытаться вскочить.

— Прекрати! Трепыхания со мной не прокатывают.

И в белесых глазах проскальзывает предупреждение.