Опять подносит к моим губам жирнющий кусок мяса, который мне априори есть нельзя, даже запах вдыхать чревато набором лишнего веса. Отрицательно качаю головой несмотря на то, что он давит мне на губы и я явно размазываю жир по щекам.

— Хватит. Пожалуйста! С голоду нельзя столько. Мне плохо станет. Стошнит…

Прищуривается. Зло. Отбрасывает мясо в тарелку и проводит шелковой салфеткой по моим губам, болезненно стирая следы.

— И частенько ты на себе такие эксперименты ставишь?!

У него глаза внезапно такой яростью наполняются, что слюна в горле замирает, так и тянет закашляться, но меня парализует.

Током бьет от близости, от того, как упираюсь плечом в массивную каменную грудь. Ведет меня от его запаха, от руки, которая начинает прожигать спину сквозь ткань.

Все полыхает вокруг, и я словно вижу себя с ним со стороны. Маленькую бабочку, замершую в жестоких руках, которые вырвут мне крылья с корнем, без сожалений.

Смотрю на поджатые в недовольстве губы и вспоминаю, какими жалящими могут быть его поцелуи.

— Я вопрос задал. Отвечай.

Давит, припечатывает взглядом. И тут глупышке внутри думается, что это все отдает легким подобием заботы. Словно ему не все равно, будто ему не наплевать на то, как себя чувствую. Как проекция в кривых зеркалах. Так жертве может понравиться находиться в лапах хищника.

Сталкиваюсь с льдами, белесыми, практически прозрачными и отвечаю резко:

— Иногда приходится загонять себя в рамки. Это работа. Этот показ стал самым главным в моей карьере. Модель платья не села. Пришлось принимать экстренные меры.

Салфеткой продолжает вытирать свои пальцы, а я наблюдаю за его резкими движениями и стараюсь опять не облизнуться. У Ивана сильные руки с широкими ладонями и крепкими длинными фалангами пальцев, с овальными лунками ногтей и чуть выпирающими костяшками.

Широкое запястье зажато кожаным ремешком от платиновых часов.

Отбрасывает салфетку. Берет бокал с рубиновой жидкостью и подносит к моему рту.

— Выпей.

— У меня и так голова кружится, — проговариваю, пытаясь отказаться. Давит на мои губы хрустальной кромкой.

— Наоборот. Немного поможет расслабить организм. Подобное лечат подобным. Давай, куколка, один глоток.

Облизываю губы и подчиняюсь. На языке стойко ощущаю привкус дерева, подтверждающий, что в бокале собраны лучшие сорта с итальянских виноградников.

Опять веки сами собой закрываются, но я одергиваю себя, вспоминаю, кто передо мной и как интимно то, что сейчас между нами происходит.

Действительно, я лишь пригубила, почувствовав несколько капель на языке контрастом. Отставляет бокал, возвращает ладонь на мое бедро, и я сталкиваюсь с жадным взглядом Ивана.

— А теперь мы с тобой поговорим, куколка. Один вопрос и ответ решит твою судьбу.

— Ты не просто так решил повидаться со своей разовой любовницей?!

Колю словами, за бравадой пытаясь утаить ужас, что поднял голову и заставил вздрогнуть.

Молчит. На лице мужчины решимость. И я понимаю, что бы со мной ни происходило в прошлом — это не закончено!

Сейчас он держит меня в своих руках, прижимает к каменной груди, проявляет нечто наподобие заботы, но это все походит на изощренную пытку, будто преследует некий замысел.

— О чем нам говорить, Иван?

Не выдерживаю, прикусываю дрожащую нижнюю губу. Чуть оголяет зубы в подобии улыбки, отводит золотистую прядку моих волос за ухо. Видно, попортил прическу все-таки.

— О многом, куколка. Например, о том, что с сегодняшнего дня твоя жизнь меняется и правила, по которым ты существуешь, также.

Тереблю пальцы. Его слова. От них веет уверенностью и сквозит уже принятым решением. Сглатываю ком обиды и томления.

Неужели не насытился мной?!

Отвожу взгляд, смотрю на сервированный стол, лихорадочно ищу не пойми что и натыкаюсь на нож. Острый, заточенный, предназначенный для резки мяса.

Страшная мысль закрадывается в голову: схватить холодное оружие и полоснуть по руке, что сжимает меня, или прижать к широкой шее и заставить выпустить из сильного захвата рук.

Не выдерживаю, иду на необдуманный шаг, но Иван опускает голову к моему уху и проговаривает сексуальным шепотом, который отдается томлением глубоко внутри:

— Не стоит, куколка, один раз я уже позволил пустить мне кровь, второго не дам. Ты ведь понимаешь, с кем и в какие игры играешь. Тебя спасает только твоя искренность в порывах. Но с холодным оружием не шутят. На автомате можно и перелом запястья получить.

— Тогда отпусти. Без всяких предложений. Дай жить, как жила без тебя. Без твоего проклятого мира кривых зеркал.

Внутри нарастает чувство непокорности и бунта.

Иван смотрит не мигая, так сладко и так порочно, он манит и отталкивает, а замашки у него хозяйские.

— Ты слишком умна для модели, отличаешься от всего, что тебя окружает.

Мотаю головой и голос звенит:

– В этом моя ошибка?! Что?! Что еще от меня тебе нужно?!

— Неправильный вопрос, Аврора. В сложившейся ситуации — это Я тебе нужен.

Плотно сжимаю губы, опускаю взгляд. Не хочу смотреть в эти белесые глаза. Такой мужчина, как Иван, априори прогибает, давит своей властью, а я не намерена сдаваться.

— Я не понимаю. Мне от тебя ничего не нужно. Я тебя знать не хочу. Видеть не желаю! Просто исчезни из моей жизни и притворимся, что ничего не было. Я забуду, а ты… я всего лишь очередной заказ, Иван, который исполнен. Просто отпусти меня так же, как в то утро. Ты ведь сдержал слово. Выпустил из своего логова.

Тяну носом воздух, пытаюсь не расплакаться.

— Я ведь не могу так, я не готова к подобному…

Сужает глаза, рука на моих ребрах смыкается сильнее.

— Ридли получил на тебя заказ.

Бум!

Это тяжелая плита падает мне на голову, а у меня руки трясутся, озноб проходится холодными иглами по позвонкам, моргаю часто, чтобы скрыть дрожь ресничек с замершими слезами на концах.

— Ты ведь заказал… и… я… все отдала, себя отдала.

Ловит мой подбородок, заставляет приблизиться.

— В этот раз не я.

Слезы градом текут, стоит услышать эти жестокие слова. Проводит пальцем по моей щеке, размазывая влагу.

— Тебя видел в моем доме один человек. Мой партнер. Ты ему приглянулась.

— Ты, верно, шутишь?! Я с ума сойду… Я же человек! Я же живая! Не игрушка! Не кукла! Я не смогу, убей лучше…

Хватка переходит мне на шею сзади, давит и смотрит своими льдами, без эмоций, не сжалится! Иван не знает пощады! И слова жестокие летят в меня пулями: