– А почему вы у Вадика не живете? – осторожно спросила Клавдия.

– А зачем нам? Сами на квартиру заработаем и переедем.

– Откуда ж заработаете? – ехидно прищурилась Клавдия и перешла на доверительный тон: Ты вот сейчас в декрет отправишься, Вадик твой до Севера еще не доехал. А чем за эту квартиру платите?

– Ну так он же работает! – задохнулась от возмущения молодуха. – Вадик трудится! Он вот в командировку собирается, в дальние страны! На заработки! Месяца на три.

– В командировку… – задумчиво повторила Клавдия. – Наверное, опять грабить.

– Да чего уж грабить-то? – окончательно обиделась Лиза. – Можно подумать, он кажный день грабит-то! Грабеж – это ж дело пяти минут, а тут на три месяца собирается.

Жора с Акакием Игоревичем переводили глаза с одной женщины на другую, но так и не могли понять, о чем у них, собственно, беседа идет.

– А эти три месяца ты на что жить будешь с ребенком? – проявил интерес Акакий. – Твой муж тебе не говорил? А где он, кстати?

– Да! – всполошилась Клавдия. – А где Вадик-то?

– Дык… ушел. За табуретками, – моргал рыжими ресницами Жора. – Я думал, он принесет, мы и посидим по-человечески, допросим…

– Как это «допросим»? В честь чего? И кого? Нас, что ли? – оскорбилась Лиза.

– А то кого ж? Конечно, вас! Нет, теперь уже тебя одну, – металась по кухне Клавдия. – Нет, ну как же мы так, а?

– Но ведь он к соседке, Клавдия Сидрна, чего вы? – наивно успокаивал Жора.

– Да ничего я! Жди его теперь от этой «соседки»… Кака, ты помнишь, я тебе говорила, что с меня горжетку сорвали самым вероломным образом? Ну помнишь?

– Ага, Клавочка, помню. Ты еще что-то там про надругательство говорила…

– Ну так вот: этот самый Вадик и спер моего песца. Негодяй!

– Ой-ой-ой! Откуда вы знаете? – неуверенно кривилась Лиза. – Может, это и не он вовсе. Он вообще-то работает только в рабочем костюме, в шапочке.

– Конечно, в ней. Только я эту шапочку с него содрала! И чуть шею ему в тот раз не переломила. А надо было!

Жора расстроился чуть не слез, что так лопухнулся. Он подскочил к окну и стал выглядывать в форточку, точно скворец из скворечни. Конечно, Вадика на улице не наблюдалось.

– Ну, Клавдия Сидрна, я не знаю! Узнали же этого бандюгу и молчали! И где ж его сейчас найдешь?

Акакий же принял самый сосредоточенный вид и старательно выговаривал:

– Девушка, вас от тюрьмы сейчас может спасти только добровольное признание. Мы ведь не просто какие-то там гости, мы самые что ни на есть сыщики. И вы должны нам во всем признаться. Начнем: кто убил Ивана Павловича?

– А если вы сыщики, так и ищите! – выкрикнула девчонка, собираясь зареветь. – А я и вовсе ничего не знаю! Сижу себе дома, вся глубоко беременная, между прочим!

– Акакий Игрич! Да что вы с ней рассусоливаете? В обезьянник ее, да и дело с концом! – горячился Жора.

– С каким это концом?! Меня, между прочим, в этот период и вовсе волновать не рекомендуется, да! А что с вас Вадик сорвал, так я тоже не видела! Вот ловите его и спрашивайте!

– Ага, поймаешь его, как же… – удрученно пожаловалась Клавдия.

– А мы девушку попросим… – змеем-искусителем пел Акакий. – Вы ведь нам не откажете? Вы ведь законопослушная девушка, правда? И в тюрьму не хотите. А заявление мы на горжетку подавать не будем, нам другое выяснить надо. Мы прямо-таки помощи от вас ждем…

– А чего делать-то? – уцепилась за соломинку Лиза.

– А ничего! Только позвонить по этому телефончику, когда Вадик придет, – Акакий нацарапал спичкой номер своего телефона на цветочном горшке.

– Ага, я вам звонить стану, а он догадается.

– А ты пароль скажешь! – предложил Акакий. – Позвонишь и скажешь: «Ко мне прилетела стая саранчи. Сейчас поест и спать ляжет».

– Кака, ну какая, к черту, саранча – март только наступил! – возмутилась Клавдия.

– Гы-ы! Еще и спать ложится! – развеселился Жора.

– Не нравится мой вариант, тогда сами думайте, умники, – горько обиделся Акакий.

– Ты, Лизавета, позвони и спроси: «Как там мой анализ мочи?» Поняла? – продиктовала Клавдия.

– Ой, не могу! Хи-хи! Сама-то лучше придумала! – мстительно захихикал Акакий.

– Пусть лучше про анализ крови, – предложила Лиза, а потом все записала слово в слово.

Бригада сыщиков больше не стала у нее задерживаться, все равно – если уж начались обломы, так они до вечера будут.

Усевшись в машину, Клавдия Сидоровна принялась охашивать супруга Жориной автомобильной аптечкой.

– Это что же за вредитель попался? – быстро, словно дятел, долбила она его по голове. – Ну никакой возможности для работы! То про мать ляпнул, то про саранчу! Из-за тебя еще и Вадика упустили!

– Клава! Вадика не я прошляпил, а Жорка! Клава, зараза, у меня там ухо! А-а! Жора, выкинь ее где-нибудь, а то она меня убьет!

– Ага, я ее выкину, тогда она меня убьет. Терпи, Акакий Игоревич, за дело страдаешь… – вжал голову в плечи Жора.

– Клавдия! Даня приедет, я все ему расскажу! Он тебя лишит пособия! Уй-й-й-й!

– Молчать! – гаркнула Клавдия так, что у мужчин чуть не отвалились уши. – Всем сегодня думать! Не болтать языками, а думать!

– Вот, Клавочка, зря мы все-таки сегодня к младшей Бережковой ездили. Еще Вадика этого спугнули… – осторожно лепетал Акакий.

– Надо звонить Ане, – выдал свежую идею Жора.

– И что? Ты ее на свидание пригласишь? – сощурилась Клавдия. – Она с тобой все равно не пойдет. Ты еще ничем не можешь ее заинтересовать! Что ты ей расскажешь? Как мы самовольно ввалились к беременной, чуть не довели ее до паралича, а главного подозреваемого спугнули? Мы все, что могли, развалили! Тоже мне придумал, «Ане звонить»…

Разошлись молча. Дома Акакий начал думать, не доходя до дивана. Клавдия же лучше соображала в горячей ванне. И сейчас она именно до нее хотела добраться в первую очередь. Однако надо было еще пережить встречу с любимой свекровью.

– Акаша! – шлепнула себя по щекам Катерина Михайловна, как только сын вошел. – Это кто ж тебя так, миленький ты мой?

Щека у единственного чада горела малиновым пионом, на скуле яркими штрихами красовалась ссадина, а губа странно оттопыривалась.

– Тебя во дворе избили мальчишки? – допытывалась мать.

– Это меня Клавдия так решила уму-разуму учить, – сообщило дитя. – Ты, маменька, поругай ее. Ка-ак принялась аптечкой махаться, сестра милосердия! Теперь у меня все лицо, как у боксера.

Катерина Михайловна тут же поджала губки куриной гузкой, нежно взяла под руку невестку и заворковала: