И Шестак замолчал, налил ещё по стопочке и выпил. Маркел спросил:

– А дальше что?

– А дальше я у него спрашиваю: «Сколько дашь?!» Он говорит: «Двести рублей!» А сам весь трясётся. И тут меня лихость взяла! Я говорю: «А триста дашь?» Он помолчал и говорит: «А когда сделаешь? Мне надо скоро!» А я говорю: «Скорей не бывает!» Вот. И он молчит. А у него бритва была. Острющая! Паутинки пополам перерезывала. Ну, я и говорю: «Давай её сюда». Он дал. Я говорю: «А теперь отвернись». Он отвернулся. Я вначале нитку вытащил… Ну, ты это видел, и там было так же… И рульку раскрутил, и бритвой осторожно вычистил, а после нашим письмом выправил, а после персиянским, а после свернул обратно в рульку, нитку затащил, печать приставил, и поехали себе как ни в чём не бывало! И грамоту, как не бывало, отдали. И новый шах нас за неё благодарил.

Тут Шестак тяжко вздохнул, налил, и они оба выпили. Маркел спросил:

– А что Васильчиков?

– А то! – в сердцах сказал Шестак. – Когда всё это сладилось, он говорит: «Ты погоди пока, я обернусь туда-сюда и привезу то, что было обещано». И поехал обратно на Русь, ему окольничего за это славное посольское дело выписали и посадили его в Думу боярам поддакивать.

– А что тебе? – спросил Маркел.

– А мне, – сказал Шестак, – дали вольную волю и оставили у персиян, чтобы меньше языком трепал.

Маркел подумал и сказал:

– Брехня это какая-то.

– Не веришь, поезжай в Москву и там спроси у Васильчикова.

Маркел подумал и сказал:

– Вместе поедем.

– Вместе навряд ли получится, – сказал Шестак.

– Почему? – спросил Маркел.

– А что мне там делать? – с горечью сказал Шестак.

– А что здесь?

– А здесь я пять туманов в день имаю. Золотом! А как сказал «хочу на Русь», мне ещё два тумана накинули. А если хочешь, за тебя словцо замолвлю и будем служить на пару, а на пару всегда веселей.

Маркел ничего не ответил.

– Ну, подумай, время ещё есть, – сказал Шестак.

Маркел снял шапку и начал снимать сапоги. Шестак кликнул бардара, тот пришёл и начал убирать с ковра. Маркел лёг, отвернулся к стене и подумал, что это же какой мешок нужно иметь, чтобы в него влезло триста рублей! Да у них в роду таких мешков вовек не бывало! Да они…

Маркел стал представлять такой мешок и как-то быстро заснул.

Когда Маркел утром открыл глаза, то увидел, что Шестак уже сидит на ковре и крепко о чём-то думает.

– Ты что это? – спросил Маркел. – Случилось что-нибудь?

– Пока что ещё нет, – сказал Шестак. – А ты давай собирайся быстрей.

И обернулся, и позвал бардара. Бардар принёс миску для умывания. Маркел вымыл руки, а Шестак свои руки не мыл. Потом второй бардар принёс тарелку с кашей и посмотрел на Шестака. Шестак кивнул, и бардар поставил тарелку перед Маркелом. Тут Маркел уже не удержался, повернулся к Шестаку и спросил:

– А сам ты есть не будешь, что ли?

– Пока что нет, – сказал Шестак. – Мне ещё рано.

Маркел пожал плечами, пододвинул к себе кашу, начал есть. Шестак смотрел на Маркела, молчал. Потом опять заговорил:

– Недобрые люди недоброе дело затеяли. Хотят нашу бусу спалить и всех наших людей перерезать. Вот поэтому тебе надо спешить. А ты жуёшь и жуёшь!

– А ты? – спросил Маркел.

– А что я? – сказал Шестак. – У меня другая служба.

– Какая?

Шестак на это только усмехнулся. Маркел больше ничего не спрашивал, отставил кашу, выпил чарку, вымыл руки, поднялся и стал обуваться. Потом надел шапку, привесил саблю, обернулся на узлы. Шестак опять кликнул бардара, бардар взял узлы, и они пошли из горницы.

Во дворе и в самом деле все уже собрались и построились. Маркел сошёл с крыльца и сел в арбу, а Шестак вдруг задержался на крыльце и стал там с кем-то разговаривать, наверное, по-персиянски. Маркел поднялся со скамьи, обернулся и хотел было окликнуть Шестака, но тут Амиркуня махнул саблей, трубач дунул в трубу – и они поехали в открытые ворота. Маркел ещё раз обернулся. Шестак так и стоял на крыльце, смотрел на Маркела и посмеивался. А потом даже махнул ему рукой. Чёрт вертлявый, подумал Маркел, вот кому он теперь служит! Или, вдруг подумалось, ему так Щелкалов велел? Или Васильчиков? А что! В жизни всякое случается. Одним нужно слонов возить, а другим, как Шестаку…

Ну да! Маркел вздохнул, сел на скамью, задумался. Арбу трясло на ухабах, солнце поднималось всё выше и выше, в небе показалась туча, стало душно. И пылища была просто страшная. Маркел же ехал сразу за слоном, а тот сильно шаркал, Анируддха злился, приговаривал «пери ламби», «пери ламби», а слон как шаркал, так и шаркал дальше. Лентяй, думал Маркел, мальчишка, или, правильней, боад бикар, недхат ледка, как это говорится по-индейски, как он слышал. А дорога спускалась всё ниже и ниже, горы почти совсем кончились, тюфенгчи, идущие впереди слона, прибавили шагу, но Амиркуня всё равно был ими недоволен и покрикивал. Дорога уходила в лес, лес был негустой и низкорослый. Солнце уже перевалило за полдень, ветер дул с севера, правильнее, с полуночи, и от ветра пахло морем. Это, сразу же подумалось, до моря совсем близко, а Шестак сегодня говорил, что гилянцы что-то недоброе затеяли, и он, конечно, не только Маркелу, но и Амиркуне говорил, вот теперь тот и злится, кричит на тюфенгчей, потому что им нужно успеть дойти до пристани раньше гилянцев, и тогда Амиркунины люди вместе с нашими стрельцами, а это сорок пищалей, да ещё у нас есть слон…

О, тут же подумалось, и в самом деле, а наш слон умеет биться? Маркел сошёл с арбы, догнал Анируддху и пошёл с ним рядом, но пока молчал, готовился. Тогда Анируддха спросил первым:

– Тум кэси гу?

Маркел подумал и ответил:

– Хаан. – То есть «да».

На что Анируддха засмеялся и сказал:

– Лучше скажи: хорошо. Хороши мои дела, скажи.

Маркел растерялся и спросил:

– Так ты что, знаешь по-нашему?

Анируддха снова засмеялся и ответил, но уже опять по-индейски. Потом показал на слона и продолжил что-то говорить и улыбаться. Потом поднял руки к лицу, сделал вид, будто он играет на дудочке – и Маркел услышал эту музыку! Но и это было ещё не всё, потому что Анируддха взял Маркела за руки и, как Маркел понял, сказал ему играть, тоже на дудочке. Маркел поднял руки, надул щёки…

Но никакой музыки он от себя, конечно, не услышал. Зато где-то впереди раздался выстрел из пищали. Кто это? – подумал Маркел. Если стреляли от воды, то это стреляли наши с бусы, а если из леса, то это гилянцы.

И только Маркел так подумал, как началась очень поспешная стрельба одновременно от воды и из леса! Амиркуня поднял коня на дыбы, Салман отпустил поводья, Амиркуня выхватил саблю и поскакал вперёд, гулямы поскакали за ним следом, а тюфенгчи побежали своим ходом. То есть побежали-поскакали все, один только слон по-прежнему стоял на месте. Но он был очень неспокоен! Он вертел головой и порыкивал, топал ногами и то отступал, то подступал. Потом поднял хобот и начал дудеть. Глаза у него налились кровью, он хлопал ушами и подпрыгивал.