Ну и опять так далее. То есть Шестак пел как соловей. А Маркел опять молчал, только глазами позыркивал.

Тогда Шестак вдруг усмехнулся и сказал:

– Вот только зря ты этого недомерка выбрал. Надо было выбирать первого, самого высокого и видного!

На что Маркел только сердито хмыкнул да ответил:

– Нам хотя бы этого до места допереть!

Шестак растерялся, не знал, что сказать. А Маркел ещё сердитее прибавил:

– Его же накорми! Его же напои! И чтобы он смирный был, чтобы корабль не раскачивал, да чтобы его дерьмо…

Но тут Маркел спохватился и только рукой махнул, а вслух уже ничего не говорил. Тогда Шестак задумчиво промолвил:

– А, ну да…

И больше ничего уже не прибавлял. Принесли двенадцатую перемену блюд, сарацинскую кашу с изюмом. Маркел кашу ел, а изюм выкладывал на край тарелки. И так же и водку не стал допивать. Шестак хлопнул в ладоши, заиграла музыка, выбежали голопузые девки, стали убирать посуду. Маркел сдвинул брови, девки убежали, пришли копычеи с мисками, Маркел и Шестак умыли руки. Копычеи убрали с ковра, смели крошки. Маркел снял шапку, лёг, повернулся на бок и сделал вид, что собирается заснуть.

А сам думал о слоне! Не о Параске, не о Щелкалове, не даже о царе Феодоре, как тот его пожалует, а только о слоне!

А Шестак, Маркел это спиной чуял, сидел, повздыхивал и тоже думал свою думу. Так он просидел довольно долго, а после всё-таки не удержался и негромким голосом позвал копычея. Тот быстро пришёл. Шестак сказал ему чего-то, копычей ушёл, быстро вернулся и принёс водки и немного свежих огурцов. Дух от огурцов был очень сильный, Маркел чуть улежал. А Шестак сидел себе и выпивал неспешно, закусывал и что-то мурлыкал под нос. Маркел думал про слона, что теперь главное – не как его добыть, а как доставить.

И заснул.

Проснулся Маркел рано, ещё затемно, и сразу начал думать о слоне, о том, что, может, прав Шестак и нужно было брать матёрого слона, а не этого трёхлетка, а то и в самом деле после в Москве скажут, что кого ты нам привёз, посмешище…

Но тут же думалось: нет, правильно, ему ведь что велели – привезти слона, а большого или малого, не говорили, только говорили, чтобы привезти живого, а не как Федька Ряпунин – вёз, да не довёз. И где сейчас этот Федька и где его слон?! А мы так не будем! А мы…

Ну и так далее. И всё равно на душе было гадко, Маркел вздыхал, ворочался и поневоле разбудил Шестака. Шестак поднялся, сел, начал зевать и говорить про то, что перед дорогой надо всегда обязательно выспаться, а не мешать один другому.

И только он это сказал, как пришёл вчерашний букавул и объявил, что надо поспешать, потому что слоновья грамота уже написана. Маркел и Шестак поднялись и обулись. Пришли копычеи с мисками, они умылись, копычеи принесли еды, они поели, и букавул повёл их к Даруге. Но когда они вошли в даругинские сени, правильнее – в приёмный покой, им навстречу вышел тамошний даха-махрам, а по-нашему стольник, и сказал, что Даруга их ждал, не дождался и уехал по другим делам. Но грамота уже подписана, и вот она! И даха-махрам подал Маркелу грамоту. Маркел проверил печать и шнуры под печатью, а даха-махрам сказал, что теперь им надо идти в слоновник, потому что их там ждут, и дал им копычея в провожатые. Копычей повёл их сперва по дворцу, потом вниз по вчерашней красной лестнице, потом по саду и привёл к слоновнику.

Возле слоновника было уже полно народу, то есть там был Бахмет-хан со своими стражниками, и с ними люди князя Амиркуни, а это с полсотни тюфенгчей, и примерно столько же гулямов, и там же погонщики ослов с ослами, и Маркелова арба, уже с возницей. А вот слона пока что видно не было. Но как только явились Маркел и Шестак, один из гулямов затрубил в трубу, и первым из слоновника вышел Анируддха, а за ним показался выбранный Маркелом слон. Слон был, сразу видно, старательно вымыт и вычищен, на макушке у него была надета маленькая красная шапка с завязочками, а копытца выкрашены чёрным лаком. Увидев Маркела, слон остановился, повернулся к нему и весело захлопал ушами.

– Ширка! Ширка! – воскликнул Маркел, быстрым шагом подошёл к слону и подал ему большой пряник, который он припас ещё со вчерашнего застолья. Слон взял пряник и захрумкал. Маркел радостно заулыбался и почесал слона по щеке. Слон зажмурился…

Но тут вдруг Анируддха что-то быстро и очень сердито сказал. Шестак нахмурился и перевёл, что у слона не должно быть двух хозяев. Вот, говорит, как они доведут нас до Гилянской пристани, тогда и указывай слону что хочешь.

И только Шестак это перевёл, как Анируддха тихо свистнул, и слон отступил от Маркела и выплюнул пряник. Маркел разъярился, повернулся к Шестаку…

И увидел рядом Амиркуню на коне, а возле него стоял его курчий Салман. Амиркуня кивнул головой, и Салман с поклоном отдал Маркелу его нож и саблю, а Шестаку его нож, которые у них вчера забрали. А теперь Маркел опять приладил саблю к поясу, а нож за голенище, после чего снова повернулся к Амиркуне…

Но тот опять что-то велел, и все вокруг опять задвигались, потому что, перевёл Шестак, Амиркуня сказал, что пора выступать. Бахмет-хан и его люди, а также Амиркуня-князь и его люди быстро построились, после вперёд их всех поставили арбу с Маркелом и Шестаком, а впереди арбы стояли слон и Анируддха. Потом громко запела труба, и они все двинулись вперёд. То есть вначале они ехали (а некоторые шли) по мощёной дорожке, потом выехали в широко раскрытые ворота и поехали по городу. Было уже позднее утро, стояла сильная жара, но всё равно на улицах было полно людей, и почти все они смотрели на Маркела. А Маркел опять ни на кого не обращал внимания, а только неотрывно смотрел на Анируддху, стараясь приметить, как тот правит слоном и какие хитрости при этом применяет. Да только что там можно было высмотреть? Анируддха шёл самым обычным шагом и держал в руке самую обычную верёвку, второй конец которой был привязан к слоновьему бивню. Когда было надо, Анируддха дёргал за верёвку, и слон прибавлял шагу, вот и всё.

И так они шли и шли, пока не вышли за городские ворота, и там проводы закончились. То есть снова запела труба, Бахмет-хан развернулся и поехал со своими людьми обратно, а Амиркуня выехал вперёд всех оставшихся и взял с собой половину людей, а вторую оставил сзади, потому что все здешние люди только и говорили о том, что гилянцы опять затевают что-то недоброе.

Вот что перевёл тогда Шестак. Но Маркел, как будто ничего не слыша, быстро сошёл с арбы, прошёл вперёд, поравнялся с Анируддхой и дальше пошёл уже с ним рядом. И ничего он у Анируддхи не спрашивал, и, как говорится, не мешался у него под ногами, поэтому Анируддха больше ничего не говорил, а молча вёл слона и иногда подёргивал его за верёвку. Так они дошли до того селения, где они уже останавливались и мылись в бане. А теперь Амиркуня повернулся к Анируддхе и стал ему что-то приказывать. И он приказывал долго и сердито, а Анируддха ему очень кратко отвечал. Так они переговаривались довольно долго, Шестак сказал, что Амиркуня хочет остановиться здесь на отдых и переждать дневную жару, на что Анируддха отвечает, что слоны не любят ходить ночью, ночью они должны пастись, а ходят они только днём и Анируддха не станет нарушать этот слоновий обычай, потому что если заставлять слона делать не то, что он хочет, то слон может разгневаться и передавить всех здесь стоящих. И только Шестак это перевёл, как слон вдруг начал взбрыкивать задними ногами, размахивать бивнями и громко дудеть хоботом. Амиркуня почернел от злости, но ничего сделать не смог, кроме как приказать всем идти дальше. И они пошли, только остановились ненадолго, когда тамошние копычеи вышли к дороге и передали Маркелу его вещи, которые он там вчера после бани оставлял перестирать и высушить.