Та поездка мне понравилась. Мать рассказывала о старом Элиахиме Бигелоу (дядюшке Лайке), который косил в этих местах траву для быков в конце прошлого (уже позапрошлого) века. Я научился доить корову (до сих пор помню ощущение вымени в своей дрожащей руке, хотя не прикасался к нему уже шестьдесят пять лет). Познакомился с «девочками Бигелоу» – троицей, вечно восседающей на веранде за каким-нибудь рукоделием и беззлобно переругивающейся между собой на своем смешном квакерском диалекте. «Сьюзи! Где твой эхостехон?» Она имела в виду слуховую трубку. (Только представьте – я видел женщину, которая пользовалась слуховой трубкой!) Теперь, должно быть, «девочки» покоились на маленьком кладбище позади большой белой церкви в центре городка. А ферма, скорее всего, стоит на своем месте. Можно будет съездить посмотреть на нее. И заехать на кладбище почтить память родни.

Сам я видел ту ферму всего пару раз, но, как ни странно, она занимала важное место в моей жизни. Мать в детстве проводила там много времени и часто рассказывала о тех временах и о «девочках Бигелоу», которые помогали ее воспитывать. Я часто представлял себе симпатичный деревенский домик с видом на горные склоны и полдюжины других, похожих на него, ферм в Дэнверсе, Тивертоне и Нантакете, тоже принадлежавших родственникам матери, о которых мне довелось только слышать. Где-то в подсознании эти образы постоянно были со мной. Должно быть, они немного помогали мне выжить в этом безумном мире…

Кладбище было засыпано снегом. Ферму я так и не нашел. Да и лыжная часть оказалась не такой уж замечательной: я боялся и стеснялся. Все дело было в Чибе и его товарищах. Это были действительно серьезные лыжники. Не в смысле «Кто последний съедет вниз, тот вонючка!», а в смысле адской серьезности суровых ветеранов спорта. Со всеми этими воротцами, чудными костюмами и опасностью.

В какой-то степени я заранее это предчувствовал и по мере того, как приближались сроки поездки, пытался дать задний ход. Я говорил, что не в лучшей форме. Я много болел. Я много путешествовал. Мое домашнее задание съела собака. Я пожаловался Хилари, и она забеспокоилась, что я могу получить травму.

«Ох, да не в этом дело! – сдуру начал разубеждать ее я. – Я просто стесняюсь. Я буду там выглядеть полным идиотом».

Хилари потребовалась ровно секунда на то, чтобы осмыслить сказанное: «То есть ты бросаешь все дело из-за того, что представляешь, как смешно будешь выглядеть?»

Я раздраженно возразил, что ничего не «бросаю», я не хочу даже начинать. Потому что я недавно болел. И кажется, набрал лишний вес. И вообще не в лучшей форме.

«Но в этой своей книге, – сказала мне Хилари, – вы с Гарри только и делаете, что заставляете бедных старичков слезать с дивана и идти в спортзал, где над ними будут смеяться не один месяц. И при этом ты собираешься остаться дома, потому что боишься, что над тобой посмеются в течение нескольких дней. Это не– честно!»

Вот тебе на! А потом она позвонила Гарри, и он продолжил в том же духе. Вот гадина!

«Если дело и вправду в этом, – заявил он, как только я взял трубку, – то я тоже думаю, что ты зря ломаешься. Если кто-нибудь чуть-чуть над тобой посмеется, это будет для тебя ценный жизненный опыт. И для книги полезно. Хилари верно говорит, что мы местами бываем чересчур высокомерны».

«Говоришь, ценный опыт для меня?! А как насчет тебя, а? Да ни в одном создании на Земле нет столько высокомерия, как в симпатичном докторе, который сидит у себя в кабинете и прописывает физкультуру на свежем воздухе толстому запуганному джентльмену, которому не надо в жизни ничего, кроме своего кресла и телевизора! Если нам надо поучиться скромности, то почему бы тебе не поехать в этот вонючий лыжный лагерь?»

«Я не могу, – простодушно отозвался Гарри. – По возрасту не подхожу. К тому же если ты забыл, я работаю. Я не говорю, что это именно ты особенно высокомерен… – Он помолчал немного, обдумывая свои слова. – Но это ведь на самом деле пойдет на пользу нашей книге. Нам обоим. И нашим читателям. Это добавит всему делу человечности».

«Мне не надо добавлять человечности! Уж чего-чего, а этого во мне с избытком! Поедешь ты». – И так далее в том же духе. Но он, конечно, никуда ехать не мог. Или не хотел. Они с Хилари ополчились на меня. Я подтвердил свое участие. И последние три недели отчаянно тренировался, чтобы быть в приличной форме.

Здесь я хочу сказать еще немного о тренировках, хотя все это очень нудно. В тот раз я повел себя неверно с самого начала, потому что взвалил на себя слишком много. Не в такой уж я был плохой форме, но для лагеря профессиональных спортсменов действительно был слабоват. Это люди совершенно иного, чем я, склада и уровня. Поэтому я очертя голову впрягся в тяжелейшие тренировки вместе с группой молодежи (там не было никого старше тридцати пяти). Все они занимались по этой программе уже не один месяц, но я подумал: черт побери, я выдержу, у меня гораздо больше опыта, чем у них!

Проблемы начались сразу же. Я самонадеянно решил, что мои мышцы достаточно подготовлены к любым нагрузкам – ведь я так давно занимаюсь велоспортом. Однако на деле выяснилось, что для того, чтобы крутить педали, и для тех упражнений, которые мне пришлось выполнять здесь, нужны совсем разные типы мышечных усилий. Вначале было интересно. Тренировки включали самые разнообразные прыжки, наклоны, отжимания и тому подобные вещи. Вот, к примеру, одно упражнение: нужно было перепрыгнуть через девятидюймовое препятствие, приземлиться как можно дальше, причем на корточки, касаясь руками пола, а потом сразу же прыгать обратно. И так раз двадцать. Ладно. Это я сделал. Но на это у меня ушло минуты две, а тренировка продолжалась час. Со временем все становилось хуже и хуже. Одно упражнение я запомню на всю жизнь: десять раз подпрыгнуть, а потом тут же упасть на пол и десять раз отжаться. Мне повезло, что сейчас я могу сделать эти чертовы десять отжиманий – значительный прогресс по сравнению с тем, что было пять лет назад, когда я не смог бы отжаться ни разу. Но это, как выяснилось, было только начало. После отжиманий надо было снова прыгать, еще девять раз. И еще девять раз отжаться. И так далее. А после того, как ты доходил до одного раза, обливаясь потом и кровью, думаете, наступал конец мучениям? Черта с два! Считайте снова до десяти. И так пять раз, туда и обратно. Я не смог выдержать до конца. Так что пришлось стоять и смотреть. Я сломался гораздо раньше, чем остальные закончили упражнение, причем подвело меня отнюдь не дыхание и не недостаток сил. У меня просто дико заболели все мышцы.

На долгое время я выбыл из игры. Мне было так плохо, что я с трудом ходил. Даже спать было больно. И вот вам три морали из всего этого. Во-первых, если вы уже немолоды, не нужно резко приступать к совершенно новым для вас тренировкам. Ваши мышцы должны постепенно приспосабливаться работать в ином режиме, даже если в целом вы в неплохой форме. Во-вторых, включите в программу своих ежедневных тренировок разнообразные виды активности, чтобы расширить спектр возможностей вашего тела. А в-третьих, забрасывая якорь, отпускайте веревку раньше, чем он коснется воды и потянет вас на дно.

Лагерь ветеранов-лыжников – это сборище пяти или шести десятков сумасшедших, в данном случае жителей Новой Англии, в возрасте от сорока пяти до восьмидесяти восьми (sic!) лет, обожающих лыжные гонки. До безумия обожающих лыжные гонки. Вам, конечно, известно, чем отличается сырок от мелка? Так вот, простой лыжник-любитель (к примеру, я) отличается от настоящих гонщиков (собравшихся там) так же, как мел отличается от сыра. Я на этом собрании был не более к месту, чем какой-нибудь приблудившийся пес на элитной собачьей выставке. Во-первых, я все-таки разумный человек. А эти лыжники – абсолютно ненормальные.