— На ауре видны все малейшие повреждения тела, — пояснил Ладинье в ответ на не заданный мною вопрос. — Не нравится мне это…

Он нахмурился, изучая мою ладонь. Пальцы нежно и бережно исследовали кожу, и у меня по запястьям побежали непрошеные мурашки.

— Обещаю обработать спиртом, — торжественно поклялась я, стараясь перевести все в шутку и отобрать руку, но Дейрон не позволил. Притянул ко рту и осторожно поцеловал поцарапанное место.

— Будь осторожнее, пожалуйста, — тихо попросил он, выпуская наконец мою ладонь. — Через кровь, насколько я знаю, воздействовать нельзя, но узнать о человеке можно многое.

— У вас уже развита генная инженерия? — неприкрыто удивилась я. Даже щекочуще-возбуждающие мурашки отошли на второй план.

— Инженерия… при чем тут машины? — в свою очередь удивился Ладинье. — Я про магию. Если кто-то завладеет образцом твоей крови или какой-то другой жидкости, сможет найти тебя где угодно, например.

Я чуть покраснела, вспомнив наши поцелуи. Это он что, запасался, так сказать, жидкостями для поиска? Совмещал приятное с полезным.

— Конечно, образцы быстро портятся, — добавил Дейрон, будто угадав направление моей мысли. Придумается же такая глупость! — Но в любом случае старайся избегать ранений. Даже таких незначительных.

Он подул на мою ладонь и с явной неохотой выпустил ее из рук. Кожа зачесалась… Однако в неверном свете фонарей я не могла разглядеть царапины. Так быстро зажило? Я подняла глаза, но Ладинье уже смотрел в окно и старательно делал вид, что ни при чем.

— Спасибо, — улыбнулась я. Моих скудных познаний в магии хватало, чтобы оценить его порыв: на нарушение закона о применении способностей он не пошёл, но по грани прогулялся. Целительство тенями отнимало прорву энергии, и такая крохотная полосочка должна была угрохать мастеру половину резерва. Ну, примерно как гвоздь микроскопом забить.

Надеюсь, хотя бы глобальных катаклизмов мы не вызовем.

— Я умею соразмерять силу, — судя по подрагивающим губам, Ладинье едва сдерживал смех. — И нет, я не читаю мыслей. Ты просто слишком отчетливо думаешь. И на лице все…

Кэб подбросило на очередной кочке, как раз когда я приподнялась с места, так что меня очень удачно приземлило на уже привычные колени мастера теней.

— Что там у меня на лице? — с притворной суровостью уточнила я и, совершенно нелогично не дав оппоненту ответить, запечатала ему рот поцелуем. Ладинье издал полузадушенный звук, одной рукой обнимая меня за талию, а другой как-то ловко пробираясь под юбку и стискивая коленку. Выше не полез — молодец.

Я запустила пальцы в низко собранный небрежный хвост и сделала то, что давно хотела: распустила его к чертям. Волосы у Дейрона оказались на удивление мягкими и несолидно пушистыми и тут же полезли нам обоим в лицо. Пришлось поцелуй прерывать.

Пару раз чихнув, Ладинье тряхнул головой, откидывая непослушные вихры назад, и недовольно пробурчал:

— Вот потому-то я их и собираю. Побрил бы налысо, но нельзя. Статус.

Из рук он меня при этом не выпустил, продолжая нежно — кажется, сам того не замечая, — наглаживать мою лодыжку. Я прочесала густую шевелюру растопыренными пальцами, убирая волосы со лба и висков, склонила голову набок, любуясь.

— Не надо брить. Мне нравится, — тихо попросила, снова наклоняясь к его губам.

Даже странно. Мне всегда нравились коротко стриженные, ухоженные мужчины, а вечно встрёпанный, частенько щеголяющий недельной щетиной Дейрон в эти рамки не вписывался совершенно. Тем не менее тянуло меня именно к нему, а не к лощеному мастеру Ормеру, например.

Когда кэб, качнувшись, остановился у моего дома, я протестующе застонала. Ладинье тоже не торопился отрываться от моей шеи, которую изучал языком и губами, изредка отклоняясь от курса и увлекаясь ухом. Оказывается, сережка в умелом рту тоже способна вызывать неудержимых бабочек в животе и прочих местах.

— Мы, кажется, приехали, — пробормотала я без особого энтузиазма.

— Угу, — невнятно отозвался Дейрон, вытворяя совершенно непотребные вещи, от которых у меня поджимались пальчики на ногах. Туфли я сбросила даже не помню когда, и мужская ладонь периодически проскальзывала по ступне, вызывая поток одичалых мурашек. От колена вверх Ладинье почему-то не двигался, что дошло до меня с приличным опозданием.

Я неохотно отстранилась, не без труда преодолевая сопротивление со стороны обнимавшего меня одной рукой мастера.

— Зайдёшь… на чай? — в этот раз безобидное приглашение прозвучало чистой воды провокацией. Наверное, поза поспособствовала. Вопреки ожиданиям, Ладинье покачал головой.

— Не сейчас, — он тяжело вздохнул и пересадил меня на сиденье напротив, после чего быстро увязал свои растрепавшиеся волосы шнурком. Мне даже в одежде приводить в порядок ничего не пришлось, а ныло и томилось все тело так, будто мы уже оба полураздеты. — Завтра… то есть уже сегодня утром у меня аудиенция у ее величества. Ежемесячный отчёт о раскрываемости.

Ладинье вздохнул еще раз, глядя, как я поправляю и без того идеально прилегавший воротничок, и распахнул дверцу кэба. Спуститься мне всегда он помогал сам, и этот раз не стал исключением. Только вот мою талию мастер выпускать из рук сегодня не спешил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Твоё предложение останется в силе завтра вечером? — шепнул он на ухо, медленно, будто я ничего не весила, опуская меня на землю. Я демонстрацию силы и мощи оценила, потерлась щекой о его щетину — дня три, не меньше, уже и не колется почти, настолько отросла — и мурлыкнула:

— Да. И перед аудиенцией не забудь все же побриться. Только лицо! — строго уточнила на всякий случай. Все же являться в таком виде к королеве не особо прилично, как мне кажется. А волосы мне его все равно нравились, несмотря на их своевольность.

— Прости, — Ладинье провёл пальцем по моей щеке, которая уже начинала краснеть пятнами. Я покачала головой — осторожно, чтобы не вспугнуть ласкающую руку.

— Все хорошо. Я буду ждать, — быстро поцеловала, почти клюнула его в губы, и взбежала по ступенькам. Лучше поспешить, пока в голову снова не полезли всякие умные мысли. А то еще, чего доброго, и правда передумаю.

Малви пока не спала, поджидая меня. Впрочем, в этот раз я не так уж и поздно вернулась — со многих приемов приезжала далеко за полночь. Глазастая горничная моментально отметила мои покрасневшие щеки и истерзанные губы, заулыбалась довольно, но комментировать, к счастью, не стала.