его подчиненный ведет себя не по уставу, и от того, что это происходит на глазах дивизионного начальства. Конев отошел к столу и плеснул в стоящие там стаканы водки из початой бутылки, один стакан подал Арбенову и сказал:

– Времени на разговоры нет, старшина, сам понимаешь! Задача тебе ясна, просто я хочу, чтобы ты знал, что дело под контролем Ставки. Понял? Ставка поставила задачу взять, как его назвал капитан, Делегата. Наградами тебя прельщать не буду, и рассусоливать не буду. Дело в следующем! Будет наступление, и будем брать город Невель. Возьмем Невель – перережем коммуникации между Группой армий «Север» и Группой армий «Центр»…

– Лучше мне не знать всего, товарищ генерал! – сказал Арбенов. – То, что мне нужно, я знаю, а лишнего мне знать не надо.

– Наверное, ты прав, старшина. Мы с тобой солдаты и дело свое знаем! – Командующий протянул руку и сдвинул стаканы, – и я понимаю, что мы загоняем тебя в мышеловку, но выхода у нас нет! Ставке очень нужен этот Делегат! Ладно! Ты уже все просчитал, и ты свое дело знаешь лучше меня… – Конев молчал некоторое время и, еще раз сдвинув стаканы и пристально глядя в глаза Арбенова, сказал, – На смерть людей поведешь, старшина! Готов?

– Готов, Иван Степаныч, – сказал Камал, поднося стакан к губам, – не впервой!

– Не впервой, – усмехнулся Конев. – Ну, за тебя, солдат! Буду ждать результата… будет результат, буду вдвойне твоим должником.

Они с Ольгой вышли из штаба и Арбенов вдохнул полной грудью холодный, свежий воздух. Запах опавшей листвы и мокрой земли, и свет луны за дымчатой пеленой, успокоили его.

– Ты знаком с командующим Коневым? – спросила Ольга, – адъютант сказал, что он ждал тебя.

– Да, – ответил Камал, – встречались в начале войны. Это было в сорок первом, и это была другая война, подумал он, потому что в той войне не было тебя, длинноглазая девочка. Ты была тогда в Москве и тушила зажигательные бомбы на крышах и мечтала попасть на фронт, и вот твоя мечта сбылась, сначала в Сталинграде, и теперь здесь, под Невелем, и теперь, сказал ему кто-то, у тебя большие проблемы. И признайся, тебе не очень-то весело от этих проблем. Но признайся также, имей мужество, что ты рад, что эта сероглазая девочка идет рядом с тобой, и тебе приятно держать в своей руке ее тонкие пальцы, и, когда она переступает через камень или ямку, то сжимает твою руку, и опирается на нее. И когда она поднимает голову и поворачивает ее к тебе, глаза у нее при свете луны становятся почти прозрачными, и светятся, но это не отражение желтого, лунного света, это что-то другое, и оно, это другое – прозрачное и безупречно белое и по краям голубое, как северное сияние, как теплое северное сияние.

Глава 10

Сержант Загвоздин собрал документы, которые отдали ему разведчики, сложил в холщовый мешочек и оставил его на столе, потому что еще не сдали свои документы Камал и Ольга. Разведчики переоделись в поисковую форму, оружие было проверено и все, что необходимо сложено в вещмешки. Теперь они сидели за столом, и разговор все время шел о задании, и когда кто-то упомянул Студеникина, то Георгий спросил, обращаясь ко всем:

– Чего он щурится все время? Может, болеет чем-то?

– Подслеповатый он, – сказал Загвоздин, – а очки стесняется носить.

– При чем тут очки? – не понял Санька, – по-моему, он в очках еще больше щурится!

– Ты в танке когда-нибудь сидел? – спросил Загвоздин.

– Ну, я сидел, – сказал Чердынский, – причем тут это?

– Смотровую щель видел? Смотрел в нее? Узкая она…

Чердынский не успел ответить, потому что Саватеев вскочил и закричал:

– Я понял! Я все понял! Помните, когда эту деревню брали, тут, за сараем танк стоял?

– Ну, стоял, – сказал Георгий, – и что из того?

– А то, что я за этот танк премию получил – пять тысяч! Помните?

– При чем тут премия, Чукотка? – спросил удивленно грузин.

– А при том, – сказал Санька, – я, когда из-за сарая выскочил, вижу – немец в танк залазит, он люк закрыть не успел, я гранату в танк зашвырнул! Граната внутри, я снаружи, понимаете? А немец в танке!

– Ну, конечно, – сказал язвительно Чердынский, – Чукотка снаружи и из двух зол немец выбрал наименьшее! Причем тут граната, Чукотэ!

– А при том, – заявил Санька, – при том, что когда граната рванула внутри…

– Ну! – нетерпеливо воскликнул Георгий.

– Вот! Когда граната рванула, из смотровой щели такой дым попер! – Санька сел и все ошарашенно молчали, и он добавил тихо, – и из других щелей. Из всех щелей!

– Ёд твою ме-е-дь! – сказал Чердынский. – Рядовой Саватеев-Чукотский! Ставлю тебе двойку по логике! Завтра придешь с родителями!

– Ха! – сказал Санька. – Где я тебе их возьму тут, на Калининском-то фронте?

– Если негде взять, – сказал Чердынский, – сгодится и капитан Студеникин. Он тебе как отец родной! То-то у него глаза расширятся, когда он увидит единицу в твоем дневнике!

– Нашел радетеля! – сказал Санька, и возмутился, – А почему единицу, ведь была же двойка?

– Потому что ты ее только что исправил на единицу, – сказал Чердынский, – по причине полного отсутствия логики. И все-таки, Парфенон, при чем тут смотровая щель?

– Ну, узкая она, и когда в нее глядишь, все видно резче. Потому он глаза и суживает.

– Да ну! – удивился Георгий и, прищурив свои выпуклые глаза, посмотрел по сторонам. – Да, так резкость лучше, – сказал он. – Вон там, на стене, я думал – муха сидит. Думаю, что это она сидит весь день на одном месте? Теперь вижу, это шляпка от гвоздя.

– Да, Тбилиси, – подтвердил Санька, тоже прищурившись, и для верности оттянув уголки глаз пальцами, отчего его лицо стало немного татарским!

– Да, Чукотка,– сказал Чердынский, – теперь мне понятно, кто ты на самом деле!

* * *

– Об Ольге думаешь, Камал? Как уберечь? Не думай, все уже решено.

– Судьба, хочешь сказать?

– Нет, дело не в том, что у нее судьба такая. Нет, характер такой. Не здесь, в другой дивизии, она полезла бы в пекло. Не из тех она, кто отсиживается. Из одного теста вы, вот и тянет вас друг к другу.

– С чего ты решил, что тянет? – сказал Камал и подумал, что, наверное, и вправду они из одного теста, потому что тогда, в Сталинграде, когда ты увидел ее в первый раз, то ясно понял, почувствовал, что она из тех, кто не умеет предавать. Она из тех людей, в ком нет предательства, они просто не знают его и не умеют этого делать. Так чего