Амана, держа амулет в руке, приблизилась ко мне, и с каждым ее шагом камень светился все ярче. Когда она прижала его к моей груди, сиял он почти так же невыносимо, как когда касался лезвия топора.

Кастиан, стоявший в стороне, пробормотал что-то, по тону напоминающее ругательство, а по смыслу — описание интимных отношений Пресветлой Хеймы и нескольких маридов. Впрочем, Амана, развернувшись, кинула на него такой ледяной взгляд, что он тут же захлопнул рот и даже закрыл его сверху ладонью. Пожалуй, это было первое откровенное богохульство, которое я тут слышал.

— Рейн теперь демон? — с плохо скрытым восторгом в голосе воскликнул Зайн. — Прямо как настоящий, да?

— Глупости, — Амана убрала с меня амулет и надела себе на шею, но выражение ее лица, сильно встревоженное, выдало, что такая мысль ее тоже посетила. — Рейн, как давно у тебя этот топор?

— Четырнадцать дней, — ответил я честно.

— Всего?! — Амана уставилась на меня недоверчиво. — Дней? Не четырнадцать месяцев? Или хотя бы четырнадцать недель?

— Дней.

— Так не должно быть, — Амана помотала головой. — Демоническое оружие влияет, но медленно. Требуются годы, чтобы след стал заметен. Поэтому я и не волновалась. Была уверена, что раз Завеса тебя пропустила, то времени в запасе еще много и я подготовлю нужные амулеты… Рейн, ты чувствуешь какие-нибудь изменения?

Я пожал плечами.

— Никаких.

— Вспышки гнева? Странные сны? Видения наяву? Голоса? Усиление обоняния, слуха, зрения? Изменение вкусовых предпочтений?

— Нет, ничего такого.

— Не понимаю, — пробормотала Амана. Я подошел к своим вещам, сунул топор за пояс и вновь уселся на траву.

— Есть еще одно объяснение, — негромко сказал Кастиан, изучая меня с задумчивым выражением лица.

— Ты думаешь… — Амана замолчала.

— Какое объяснение? — спросил я, когда стало понятно, что они так и будут многозначительно переглядываться и ничего не говорить.

Кастиан криво мне улыбнулся.

— Демоническая магия в тебе с рождения.

На его заявление тут же отреагировал Зайн, воскликнув с радостью:

— Рейн потомок демона? Прямо как мы с мамой?

— Нет, не так, — мрачно поправил его Кастиан, глядя при этом на меня. — У вас демонической крови капли, а у Рейна, чтобы оружие подействовало настолько быстро, ее должно быть минимум четверть. А то и половина.

— Четверть, не больше, — твердо сказала Амана. — У полукровок большие проблемы с душевным равновесием и эмоциональной стабильностью. Ни от того, ни от другого Рейн не страдает.

— Я, между прочим, тут сижу, — напомнил я им.

— Ну вот, раз сидишь, то и скажи, сколько в тебе демонического наследства? — потребовал Кастиан.

— Представления не имею, — ответил я честно.

По идее, если я был Кентоном Энхард, то демонической крови во мне не должно было быть ни капли. Если верить «Хроникам», конечно. Энхардцы, по мнению автора книги, являлись чистокровными людьми и к себе в клан допускали только таких же.

Так что либо автор «Хроник» чего-то не знал о Старшей семье Энхард, либо я все же не был Кентоном, либо Амана и Кастиан ошибались.

И тут я подумал о другом.

— Подождите-ка! Как я могу быть полукровкой, четверть-кровкой или как это называется, если Завеса меня пропустила? Она же пропускает только людей.

— Четверть-кровки называются квартеронами, — сказала Амана. — А для Завесы даже полукровки — люди. В том случае, конечно, если они родились в нашем мире и не успели измениться под влиянием своей демонической крови или внешней скверны. Завеса пропускает всех, у кого человеческая душа, а для этого достаточно даже половины человеческого наследия.

— Ну, допустим, я действительно на четверть демон и по этой причине скверна от топора Дровосека подействовала так быстро. Дальше-то что?

— С тобой или с нами? — мрачно уточнил Кастиан. — Если с тобой, то, как только скверна поглотит тебя полностью, станешь сперва одержимым, а потом переродишься в полноценного демона — если никто тебя раньше не прикончит. А с нами все куда грустнее — одержимые убивают вокруг себя всех людей, так что сам понимаешь... Амана без своей магии тебе не соперник, про меня и мальчишку даже говорить нечего. И, кстати, твоя нечеловеческая скорость — это тоже влияние скверны.

Хотя последнее предложение не было вопросом, я все же возразил:

— Нет, к топору это отношения не имеет, я всегда двигался так же быстро.

Под «всегда» я, конечно, подразумевал те полтора дня, что провел в деревне. Я прекрасно помнил, что во время схватки с варгом моя скорость была ничуть не меньше, чем тогда, когда я убил агхара.

— Обычно, чтобы замедлить рост скверны, нужно избавиться от предмета, который ее вызывает, — сказала Амана, не отводя взгляда от топора.

Я вытащил его из-за пояса и вновь положил на «Хроники», ощутив неприятную пустоту оттого, что оружие оказалось не под рукой, а на расстояние одного шага.

Мне нравился этот топор!

Нравилось те возможности, которое он давал — разрубать что угодно, убивать кого угодно!

Нравилось, что оружие научилось возвращаться ко мне в руку, будто ловчий ястреб.

Нравилось растущее родство с ним…

Но мысль, что из-за его влияния я могу погубить людей, которые сейчас встревожено смотрели то на меня, то на оружие, не нравилась мне намного сильнее.

Я… привязался к этим людям?

Чувство, которые они вызывали у меня, стало большим, чем просто привычкой?

Амана да, безусловно — я прекрасно помнил прежде незнакомое болезненное чувство, отчаяние, охватившее меня там, на реке в Гаргунгольме, когда я подумал, что она умрет. Но и Кастиан с его вредным характером, и мелкий хулиган Зайн тоже стали что-то значить.

Это было так странно…

Хотя, с другой стороны, почему странно? Пусть я не помнил свою жизнь, но я знал, что для людей нормально привязываться к другим людям. Так же нормально, как враждовать.

Я мотнул головой, выбрасывая из нее эти лишние сейчас мысли, и повернулся к Амане.

— Допустим, я избавлюсь от топора…

— А ты сможешь? — перебила она меня. — Демоническое оружие не любит отпускать своих хозяев, даже временных.

Я посмотрел на оружие — такое обычное, удобное, крепкое, но и только. Ничего демонического в нем не виделось и не чувствовалось. Посмотрел и представил, что кидаю его в глубокий колодец или закапываю в землю, или, что было реальней всего, выбрасываю в пески пустыни, сейчас лежащие за пределами территории Корневой башни. Выбрасываю и ухожу…