– Это вы к чему? – не понял Косицкий.

– Это я к тому, что надо как следует просмотреть ипрослушать пленки, оставшиеся в доме Бутейко. У него богатейший видео – иаудиоархив. Дело в том, что о взаимной многолетней ненависти Бутейко и Беляевойговорит все Останкино.

Лиза родилась в 1959 году. Родители ее училась на второмкурсе Геологоразведочного института. Им обоим было по восемнадцать лет. Обапревыше всего на свете ценили свою модную в те годы профессию, а вернее, еевнешнюю киношно-романтическую атрибутику. Рюкзак за плечами, гитара, общийвагон поезда дальнего следования, песни Городницкого и Визбора – вот это быложизнью, а все прочее презрительно именовалось «тупым мещанским существованием».

Мама впадала в депрессию, стоило ей взглянуть на корыто спеленками, папу трясло от чинных прогулок по парку с колясочкой. Они жестокоссорились, и, вероятно, молодая здоровая семья распалась бы за первые двамесяца жизни маленькой Лизы, но на помощь пришла бабушка Надежда, мамина мама,которой тогда было всего лишь сорок лет. Совместными я усилиями кое-какдотянули до полугодовалого возраста и отдали ребенка в ясли. Надежда Сергеевнаотпустила романтиков-родителей на все четыре стороны. До семи лет Лиза жила сосвоей молодой энергичной бабушкой, кандидатом химических наук, преподавателемУниверситета.

Бабушка овдовела за год до рождения Лизы. Муж ее,физик-атомщик, руководитель крупной засекреченной лаборатории, получил большуюдозу радиации при испытании установки в Институте атомной энергии и умер отрака щитовидной железы. Дедушкина фотография висела у бабушки над тахтой. Лизаиногда залезала в ящик письменного стола, открывала бархатный черный футляр сдедушкиными орденами и медалями и играла в пиратов, которые прячут сокровища наострове. Она знала, что ей за это попадет, и всегда успевала вовремя всеубрать, запереть ящик, спрятать ключ в одну из старинных фарфоровых вазочек насерванте. Бабушка так ни разу ничего и не заметила, она вообще мало чтозамечала вокруг, писала научные статьи, работала с десятком аспирантов, несласьпо жизни со спринтерской скоростью и волочила с собой за руку сонную маленькуюЛизу с двумя косичками, которые всегда расплетались по дороге в детский сад.

– В следующий раз ты будешь сама причесываться, – говорилабабушка, на бегу завязывая капроновые ленты бантиками, – и вообще, человек всев этой жизни обязан делать самостоятельно.

В четыре года Лиза умела застилать свою постель, одевалась ираздевалась без посторонней помощи, причем всегда знала, где лежат ее маечки,носочки, носовые платочки и не изводила бабушку вопросами. Без всякихнапоминаний чистила гуталином свои ботинки и зубным порошком белые матерчатыетуфельки.

Летом Лизу иногда забирала на дачу сестра покойного дедушкитетя Клава. Лиза любила старый двухэтажный деревянный дом с большойзастекленной верандой. Участок в десять соток казался ей Целым миром, тамшуршали крылья бабочек, звенели крошечные комариные скрипки, стрекоталикузнечики, в малиннике у забора злая крапива охраняла дымчато-рубиновые нежныеягоды. В конце июля над плотной темной зеленью кустарника кружил сизыйодуванчиковый снег.

Лиза знала, что до революции на этом месте находилосьдворянское имение Батурино. Там, где участок сливался с дубовой рощей, уболотца, сохранился круглый каменный остов беседки.

Бабушка Надежда приезжала на дачу редко, родители еще реже.С мая по сентябрь там обитали тетя Клава, ее сын Валерий и невестка Зоя. Своихдетей у них не было, с маленькой Лизой они никак не могли найти общего языка,то умильно сюсюкали, то раздражались из-за ерунды, принимались усиленновоспитывать. Впрочем, большую часть дня Лиза была предоставлена самой себе.Иногда ее самостоятельность вызывала у родственников целую бурю эмоций.Пятилетняя девочка бралась мыть посуду, делала это вполне грамотно в неудобныхдачных условиях, наливала в тазик горячую воду, сыпала сухую горчицу, потомсполаскивала тарелки под рукомойником.

– Что ты делаешь?! Ошпаришься, все перебьешь! – восклицалатетя Клава.

– Не беспокойтесь, я умею, – отвечала Лиза и вежливоулыбалась тете Клаве. Этой взрослой улыбке она научилась у бабушки, долго,старательно скалила зубы перед зеркалом, пока не получилось похоже.

– Ну что ты гримасничаешь? Я хочу тебе помочь, а ты скалишься,как собачонка. Странный ребенок.

В определение «странный ребенок» дачные родственникивкладывали всю силу своей нелюбви к Надежде Сергеевне и Лизиным родителям.Бабушку они считали надменной эгоисткой, маму и папу называли не иначе как«эти».

Лиза чувствовала, что у взрослых какие-то сложные, злыеотношения, но она так любила деревянный дом, сад, дубовую рощу за садом,серебристое лягушачье болотце в глубине участка, что старалась не замечатьсемейных конфликтов и упрямо просилась на дачу. А что там они говорят пробабушку – не важно. Она все равно самая красивая, самая умная в мире.

Легкая, стремительная, с гладкими блестящими волосами цветалимонной карамели, в светлых узких платьях, в туфельках на острых «шпильках», вволшебной дымке дорогих духов, бабушка приводила ее в детский сад раньше всех,иногда даже раньше, чем приходили на работу воспитательницы, а забирала позжевсех.

– Ты разумный человек, ты понимаешь, что я задержалась наработе, – говорила бабушка.

Родителей Лиза видела редко и не воспринимала всерьез. Вбабушкиной чистой элегантной комнате появлялись шумные некрасиво одетыесущества, от них пахло дымом, лица их были темны от ветра и солнца. У папылохматая светлая брода не – приятно шевелилась, когда он разговаривал или жевал.Однажды на кухне, рассказывая об очередных таежных приключениях, мама вытащилаиз кармана штормовки огромный складной нож, вскрыла банку тушенки, отломилагорбушку от белого батона и стала есть прямо из банки, подхватывая ножомбольшие куски мяса.

– Оленька, ты уже вышла из тайги, – тихо произнесла бабушка,и Лиза на всю жизнь запомнила, какое у нее было при этом лицо.

В Москве родители не задерживались надолго, а если такоеслучалось, то двухкомнатная маленькая квартира в Новых Черемушках за неделю превращаласьв филиал геологической экспедиции. Посреди комнаты раскладывалась палатка,мама, сидя на полу, латала ее суровыми нитками. В соседней комнате папа чинилбайдарку. Приходили бородатые юноши в грубых свитерах, спортивно-туристическоговида девушки курили на балконе. Все время кто-то играл на гитаре и пел песнипро тайгу. Не хватало только костерка на кухне. Маленькая Лиза просилась назад,к бабушке.

Родители плохо чувствовали себя в городе. Они легкосправлялись с бытовыми проблемами в полевых условиях. Там, в степях Казахстана,на Камчатке и Куриалах, в восточносибирской тайге они умели разжигать кострыодной спичкой, раскладывать палатку под проливным дождем за десять минут,строить непромокаемые шалаши из ельника, скручивать котелки из бересты икипятить в них воду, жечь чагу, спасаясь от комаров и гнуса.