авторучку и быстро набросала послание.

«Я знаю, что «шляпа» – это ты. Я до последнего пыталась тебя оправдать, но против тебя слишком много фактов. Я не буду тебе объяснять, как я до этого додумалась и почему так решила. Уверена, ты и сам прекрасно знаешь. Только вот я не такая глупая и безнадежная, каковой ты меня счел. Игнату не повезло с другом. Интересно, ты ему рассказал, что Михеев предлагал тебе работать на него? Уверена, что нет. Ну что ж. Каждому свойственно ошибаться в людях. И я не исключение. Я не жалею о том, что между нами было. Хоть ты и оказался сволочью, но подарил мне прекрасное! У меня начинается новая жизнь. К счастью, уже без тебя».

Я бросила письмо на тумбочку в прихожей, подхватила сумку и отправилась к соседу.

Сухарев встречал меня с порога со счастливой улыбкой и сковородкой в руке.

– Это все твое оружие против врага? – попыталась пошутить я, кивая на горячую сковородку.

– Это не оружие, а блины, – весело ответил Матвей. – Ты уезжаешь, что ли? – нахмурился он, разглядев сумку в моих руках.

– Я к тебе на постой, – улыбнулась я. – Не против?

– Нет, конечно. Проходи. Завтракать будем, – заявил Матвей, скрываясь на кухне. Я прошла следом и устроилась на диванчике у окна, разглядывая пейзаж за окном. Как я и ожидала, через пятнадцать минут возле дома затормозила машина ЛИСа, и из нее вывалился Дембовский, бегом направившись к подъезду. Я сорвалась с места и прилипла к дверному «глазку». Марат появился возле моей квартиры через несколько минут, несколько раз громко постучал, ожидая, что ему откроют. Так ничего и не добившись, Марат осмотрелся по сторонам, что-то извлекая из кармана, и через несколько секунд моя дверь волшебным образом распахнулась. Я слышала, как Марат зовет меня по имени, затем голос резко оборвался, и Дембовский вновь возник в подъезде с листком в руках. Захлопнул дверь, спустился вниз по стенке, уселся на корточки и вновь уставился на письмо. Затем громко ударил кулаком о стену, подскочил и отправился к лифту.

Я вернулась на кухню Сухарева ужасно опустошенная и без малейших проблесков к жизни. На то, что любимый и «шляпа» одно лицо я смотрела через призму. Марат никак не шел в мою голову в облике убийцы. Несмотря на свою усталую интуицию, я отчетливо помнила момент, когда Дембовский хладнокровно бросал в колодец труп Жанны. Вот об этом как раз Шмаков и не знает. Иначе у него бы выстроилась полная цепочка циничного облика Марата. Я резко подскочила, бросилась к своей сумочке и, вытащив из нее мобильный телефон, резко бросила его о стену. Из старого мобильника выскочили кнопки, но я, опустившись на корточки, совершенно об этом не жалела. Все, что я смогла в тот момент – закричать в голос от своей безысходности.

– Энька, ты ополоумела, что ли? – выскочив из кухни, поинтересовался Матвей.

– Я так больше не могу! Не могу! – орала я, а Сухарев гладил меня по голове, приговаривая, что все будет хорошо, что он рядом…

– Что с тобой происходит? – допытывал Сухарев.

– Матвей, скажи, а разве может человек, который клянется в любви, обмануть? – всхлипывала я в плечо соседа.

– Ты взрослая девочка и уже должна научиться ориентироваться в окружении.

Я вытерла слезы и резко поднялась, решив использовать еще один шанс, чтобы обелить имя Марата.

– Ты уходишь? – забеспокоился Матвей.

– Надо съездить в одно место. Вызови мне, пожалуйста, такси.

Сухарев нахмурился, выждал несколько секунд, потом все-таки не выдержал и потянулся за телефоном. Через десять минут я устроилась на заднем сиденье «Лады Калины», которая везла меня в сторону дома, где когда-то проживал ныне покойный Андрей Титов. Разглядев издалека Серафиму Егоровну, я быстро расплатилась с таксистом и пулей выскочила из машины.

– Здравствуйте! – крикнула я, весело размахивая руками. Серафима Егоровна на мгновение нахмурилась, потом, очевидно вспомнив меня, радостно улыбнулась.

– И тебе здравствуйте, – отозвалась она. – Ты опять по поводу наркомана этого выспрашивать явилась?

– Можно и так сказать, – не стала юлить я. – А где ваша подруга? В прошлый раз она говорила, что столкнулась с каким-то мужчиной на лестничной клетке.

– Захворала она, – печально ответила Серафима Егоровна, видимо уж так сильно переживала за подругу.

– Она дома или в больнице? – допытывалась я.

– Да где уж, дома. В больнице, конечно. Эдик теперь со мной живет.

– Жаль, – вздохнула я. – А в какой она больнице, не знаете?

– Знаю. А тебе-то с этого что? – прищурив глаза, уставилась на меня Серафима Егоровна.

– Да хотела ее подробнее расспросить о том человеке, которого она встретила у квартиры Титова.

– Так это, не только она видела мужика-то того, – легко отозвалась бабуля, а мои ноги резко подкосились.

– Кто еще? – пискнула я.

– Вы как уехали, так Бабздюль нарисовался, говорит, мол, я тоже того мужика видел.

– А Бабздюль – это кто? – еще больше удивлялась я.

– Да это Петрович наш. Вечно любит бабские разговоры слушать, а потом, как испорченный телефон, по всей округе сплетни носит. Вот и тогда, подслушивал, лукавый, а как вы уехали, так из кустов вылез и давай рассказывать про мужика того.

– А как его найти? – загорелась во мне надежда.

– А что его искать? – пожала плечами Серафима Егоровна. – Вон он, клумбу топчет, – кивнула она куда-то за мою спину. Я повернулась и действительно заметила мужика лет пятидесяти, который ходил по кругу возле огромного разноцветного георгина. Я быстро двинула в сторону клумбы и резко затормозила. Петрович не просто так нарезал круги вокруг георгина, но еще и приговаривал:

– Роза, роза, где ж горилка?

После чего, со словами: «Так вот, сука, куда она ее прячет!», из глубины шикарных цветений вытащил трехлитровую банку самогонки. Я стояла, раскрыв рот, поражаясь атмосфере, царящей в этом дворе. Затем негромко кашлянула, привлекая внимание Петровича. Он в этот момент уже перелез через низкий забор клумбы и под мышкой с трехлитровой банкой, радостно зашагал в сторону летней беседки.

– Бабздюль, – услышала я за своей спиной грозный оклик. Я и Петрович резко обернулись. Серафима Егоровна яростно размахивала кулаком. – Расскажу Тоньке, что самогонку стащил. Она тебе быстро даст «дрозда».

– Ведьма, – не остался в долгу Бабздюль и продолжил радостно маршировать к беседке. Я отправилась следом за ним, понимая, что беседка как нельзя кстати подходит для приватного разговора. Раз уж Петровичу есть, что мне сказать, то я ему даже закуску организую. Я подождала, пока Бабздюль опрокинет пару рюмок натурального качественного продукта, затем легко вошла в беседку и приземлилась на лавочку, напротив Петровича. Он пристально рассматривал