меня несколько секунд, затем нахмурился и наполнил свою рюмку. Я продолжала молчать, наблюдая за движениями Петровича. Он выпил, занюхал рукавом и вновь на меня покосился.

– Я тебя вспомнил, – кивнул он. – Это ты тогда с хахалем своим про Титова выспрашивали?

– Мы, – подтвердила я, извлекая из сумки пятьсот рублей. Петрович облизнулся, а в глазах забегали яркие огоньки. – Я слышала, что вы видели, как от Титова выходил неизвестный в черном пальто и натянув шляпу на глаза.

– Видел, – кивнул Бабздюль и потянулся к купюре. Я быстро накрыла ее ладонью, отчего веселое выражение лица Петровича быстро сменилось грустью.

– Описать сможете? – улыбнулась я.

– А что его описывать, – удивился он. – У хахаля своего и спрашивай.

Мое сердце болезненно сжалось, в глазах потемнело, а виски занемели с устрашающей силой.

– Это был он? – прохрипела я. – Тот, с которым я приезжала.

– Нет, – замотал головой Петрович. – Но твой его несомненно видел. Он вышел от Титова как раз в тот момент, когда тот в черном плаще подходил к подъезду.

– А вы не заметили ничего подозрительного? Может вам показалось, что они знакомы?

– Нет, – подумав, ответил Бабздюль. – Твой из подъезда вышел и к машине, а этот в подъезд. Даже точно не скажу: мог он его видеть или нет. Но я бы увидел. Слишком уж они рядом были друг от друга.

В том, что Петрович рассмотрел бы даже самого черта в километре от себя, я не сомневалась, но действительно ли Марат видел убийцу? Что получается? Дембовский навестил Титова, вышел, а следом за ним к наркоману пришел убийца, которого Титов прекрасно знал, легко открыл ему дверь и даже пытался угрожать. Шмаков сказал, что Титова отравили. Получается, что Дембовский действительно работает не один. Наверняка он отравил Титова, а неизвестный мужик в черной шляпе доделал его работу, пытаясь выдать смерть Титова за самоубийство. На Дембовском никаких подозрений, потому что, кроме Бабздюля никто не видел, как он навещал Титова. А вот «шляпу» видели многие, и искать полиция будет именно неизвестного в черной одежде. Здорово придумано. Но к чему такая сложная комбинация? Дембовский и сам мог одеться соответствующим образом, раз уж решено было убить Титова. Из меня получился бы хреновый сыщик, потому что я совершенно не понимала от чего отталкиваться и как вывести Дембовского на чистую воду.

Я распрощалась с Петровичем, отблагодарив его за откровенность, и двинула пешком в сторону парка. Хотелось прогуляться и еще раз подумать над тем, что со мной произошло. Марат все так же плохо шел в мою голову в роли злодея, и я хорошо осознавала, что если сейчас я доверюсь профессионалу в лице Шмакова, а Дембовский действительно окажется ни при чем, я буду горько сожалеть об этом. С другой стороны, какая-то часть во мне требовала не спешить и положиться на время. Если Марат действительно меня любит, как убеждает ЛИС, то поймет, почему я так поступила, а если нет… Что уж. Буду продолжать жить и радоваться жизни. При этой мысли я печально усмехнулась. Без Марата моя жизнь уже никогда не будет радостной и счастливой. Я влюбилась первый раз в своей жизни, и будет очень обидно, если Марат и правда окажется убийцей. Мне хотелось поехать к нему и расспросить его напрямую, правда ли то, что говорит про него Шмаков. Но я понимала, что если это действительно так, Дембовский в этом никогда не признается. Если бы я тогда знала, в чем на самом деле заключается вся правда и до чего она проста, то я бы поступила именно так.

***

Я гуляла по парку, когда неожиданно почувствовала на себе чей-то взгляд и споткнулась, едва удержавшись на ногах. Я быстро осмотрелась по сторонам, но не заметила ничего подозрительного. Вокруг гуляли парочки и мамочки с детьми, но щемящее чувство, что здесь есть кто-то, кто не желает показывать своего лица, меня не покидало. Нервно переступая, я постаралась как можно быстрее оказаться ближе к народу. Уселась на лавочку и раздумывала: что же мне делать дальше? Телефона у меня с собой нет, а у посторонних просить как-то невежливо. Хотя какая уж тут вежливость, если это не мои фантазии и за мной действительно следят. Я мысленно досчитала до десяти, глубоко вдохнула и подошла к парочке, которая расположилась на противоположной лавочке.

– Извините, у меня телефон сломался, – обратилась я к ним. – Не могли бы вы одолжить мне свой телефон?

– Да, конечно, без проблем, – отозвалась девушка и полезла в сумочку за телефоном. Я представляла, как выгляжу со стороны: бледная, испуганная, чумовая девица. Я нервно взяла телефон из рук девушки и набрала номер Шмакова. Радует, что он звонил мне так часто, что его номер попросту запечатлелся в моей памяти.

– Слушаю, – послышался спокойный голос лейтенанта.

– Денис, это Аня, – закричала я в трубку. – Можешь забрать меня? Я в парке.

– Конечно, – заволновался Шмаков. – Жди.

Я вернула телефон девушке, вежливо улыбнувшись. Парочка, еще раз критически меня осмотрев, поспешила удалиться. Я устроилась на лавочке и живо осмотрелась. Вроде бы ничего необычного, но вся левая сторона моего измученного тела занемела с устрашающей силой. Я жадно глотала ртом воздух, но не могла надышаться. В какой-то момент в глазах появились черные точки, виски сильно сдавило, я прикрыла глаза и положила голову на спинку лавки. Ногти впивались в ладонь, не чувствуя боли. Я как можно активнее старалась восстановить рассудок. Пару раз, глубоко вздохнув, я приоткрыла глаза и сквозь белую пелену увидела человека, но не смогла рассмотреть его лицо. Помню, что он был в серых брюках и черной рубашке, ядовито улыбался, нависая надо мной, но мне никак не удавалось задержать на нем взгляд. Незнакомец склонился надо мной и громко прошептал: «Еще чуть-чуть» и растворился так же неожиданно, как и появился.

Я позволила своим глазам закрыться и уже через несколько секунд провалилась в нирвану. Никакого звездного неба, никаких астероидов. Я находилась в черной дыре, ощущая, что меня трясет и кружит, как в открытом море.

Я пришла в себя от громкого мужского разговора. Поспешно осмотрелась и попыталась восстановить в памяти последние события. То, что я нахожусь в больнице – не оставляет никаких сомнений: стены выкрашены бледно-зеленой краской; на огромных окнах старые занавески; три пустующих кровати с казенными матрасами. В палате из больных находилась я одна, а вот недалеко от меня стояли двое мужчин, громко о чем-то негодуя. В одном из мужчин я узнала Шмакова, второго смело можно было назвать врачом.