Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К часу комната набилась народом; какой-то египтолог показывал увязанных в платок скарабеев издателю церковного еженедельника.
— Пожалуй, пора идти обедать, — сказал доктор Мессинджер.
Тони не собирался обедать в Гревилле, но отклонить приглашение счел неудобным, к тому же он был свободен.
Доктор Мессинджер пообедал яблоками и рисовым пудингом. («Мне приходилось быть очень разборчивым в еде», — сказал он.) Тони съел холодный бифштекс и пирог с почками. Они сидели у окна в большом зале наверху. Места вокруг скоро заполнили члены клуба — в своих освященных традицией простецких манерах они зашли так далеко, что, откинувшись на стульях, разговаривали через плечо с сидящими за другими столиками, мешая работать и без того нерадивым официантам. Но Тони ничего не слышал, так увлек его рассказ доктора Мессинджера.
— …Понимаете, предание о граде ведет свое начало с шестнадцатого века, со времен первых исследователей. Местонахождение его определяли по-разному: иногда около Мату-Гроссу, иногда в верховьях Ориноко — там сейчас территория Венесуэлы. Сам я думаю, что град где-то в районе Урарикуэры. Я там побывал в прошлом году, и тогда-то я и сумел завязать отношения с индейцами племени пай-вай; ни одному белому еще не удавалось вырваться от них живым. Так вот, от пай-ваев я и узнал, где искать град. Никто из них, конечно, не бывал там, но они о нем знают. Любому индейцу от Сьюдад-Боливара до Пары о нем известно. Но говорить о нем они ни за что не хотят. Чудной народ. Правда, мне удалось побрататься с одним пай-ваем — весьма интересный обряд. Меня зарыли по горло в глину, и женщины племени по очереди плевали мне на голову. Потом мы съели жабу, змею и жука, и я стал кровным братом этого индейца, так вот, он-то мне и сказал, что град лежит между истоками Корантейна и Такуту. Там огромные, совершенно неисследованные пространства. Мне очень хотелось побывать в тех местах. Историю вопроса я тоже изучил, так что мне более или менее понятно, почему там возник град, — в начале пятнадцатого века, когда к власти в Перу пришли инки, оттуда началась миграция. О ней упоминают все ранние испанские документы, так что предание явно имело широкое распространение. Один из младших царьков взбунтовался и увел народ в леса. У большинства племен сохранилось в той или иной форме сказание о чужом племени, которое проходило через их земли.
— Как вы думаете, а какой он, этот град?
— Трудно сказать. Каждое племя называет его по-своему. Пай-ваи называют его Блестящий или Сверкающий, арекуны — Многоводный, патамоны — Пестрокрылый, а варау, как ни странно, называют его тем же словом, что и любимое ими Душистое Варенье. Разумеется, нельзя предсказать, как цивилизация могла развиваться или деградировать, пребывая в изоляции пять веков.
Прежде чем уйти из Гревилля, Тони изорвал все проспекты — он сговорился участвовать в экспедиции доктора Мессинджера.
— И много вы в экспедиции ездите?
— Нет, по правде говоря, первый раз.
— А что, наверное, это интереснее, чем кажется со стороны, — признал компанейский пассажир, — иначе с чего бы все вдруг стали в экспедиции ездить?
Корабль — если при его постройке соображения удобства вообще играли какую-то роль — предназначался для тропиков. В курительном салоне было несколько холоднее, чем на палубе. Тони прошел в каюту, достал пальто и шапку и вернулся на корму, где просидел до самого ужина. Ночь стояла беззвездная, и за пределами маленького, ярко освещенного круга возле корабля не было видно ни зги, только одинокий маяк посылал сигналы — короткий-длинный, короткий-длинный слева по носу. Гребни волн отражали огни прогулочной палубы и, на миг озарившись их светом, проваливались в черную бездну. Проснулись и завыли гончие.
Вот уже несколько дней Тони не думал о событиях последних недель. Мысли его занимал град — Сверкающий, Многоводный, Пестрокрылый, Душистое Варенье. Он стоял у него перед глазами. Град был построен в готическом стиле: с флюгерами и башенками, горгульями, зубчатыми стенами, крестовыми сводами и каменной резьбой, беседками и террасами — словом, преображенный Хеттон, где вымпелы и стяги развевал легкий ветерок и все мерцало и переливалось; коралловая крепость венчала поросший маргаритками зеленый холм, вокруг него журчали ручейки и шелестели рощи; не пейзаж, а гобелен, со множеством геральдических и фантасмагорических зверей и непропорционально огромных, симметрично расположенных цветов.
Корабль, мотаясь из стороны в сторону по темным водам, прокладывал дорогу к этому лучезарному святилищу.
— Интересно, присматривает ли кто за псами, — сказал компанейский пассажир, выныривая из-под локтя у Тони, — справлюсь-ка я завтра у казначея. Мы могли бы их понемногу прогуливать. А то они своим воем тоску нагоняют.
На следующий день они вышли в Атлантический океан. Из мрачных темных бездн вздымались тяжеловесные валы. Испещренные пеной гребни напоминали горы, где на вершинах еще сохранился не поддавшийся оттепели снег. Свинцово-серые и дымчатые при свете солнца, грязно-зеленые и болотные, как солдатские мундиры, по небу тускло-стального цвета ветер гнал пухлые облака, выпускавшие солнце не больше чем на полчаса. На их фоне медленно мотались мачты, нос вздыбливался и нырял под линию горизонта. Компанейский пассажир выгуливал по палубе гончих. Гончие, натягивая цепи, рвались обнюхивать шпигаты; он ковылял за ними, раскачиваясь на ходу. Он не расставался с биноклем и время от времени обозревал в него морские просторы; проходя мимо Тони, он неизменно предлагал ему бинокль.
— Говорил с радистом, — сказал он. — Около одиннадцати пойдем совсем близко от Ярмутского замка[26].
Почти никто из пассажиров не гулял. Те, кто вышел на палубу, уныло лежали в шезлонгах с подветренной стороны, укутавшись пледами. Доктор Мессинджер остался в каюте. Тони заглянул к нему и нашел его весьма вялым: доктор принимал большие дозы снотворного. К вечеру ветер покрепчал, и к утру начался шторм; иллюминаторы задраили, и все бьющиеся предметы составили на пол; внезапно пароход накренился, и в «Музыкальном салоне и кабинете» грохнулась дюжина чашек. В эту ночь почти никто на борту не спал; обшивка трещала, грузы кидало от стены к стене. Тони накрепко привязал себя к койке спасательным поясом и думал о граде.
…Ковры и балдахины, гобелены и бархат, подъемные ворота и бастионы, во