– А тебе эта роль не по душе? И исполнять ее ты не станешь?

– Ха! Вот и нет. Очень даже стану.

Троицкий усмехнулся, тряхнул головой и в один глоток выпил коньяк.

– А ко мне, позволь спросить, зачем ты сейчас пришел? Совета просить? Какого тебе еще совета?

– Не знаю, – сказал Максимилиан. Взъерошил кудри и взялся за горлышко бутылки, чтобы налить коньяка и себе.

Солнце, яркий холод, грачи уже важно ходят по освободившимся от снега полям. Дорога от Алексеевки разъезжена в жидкую, жирную, с изрядным добавлением навоза грязь. Над озером воздух дрожит и перемещается прозрачными пластами. При приближении к лесу словно из ничего нарастают синие тени.

– Вон там, за парком, и есть Синие Ключи, – объясняет Люша Камише.

Камиша приподнимается в полостях и одеялах, вытягивает шею, глядит в окно. Она совсем не знает России, но прежде путешествовала по Италии, жила в Венеции у родственников. На жаркие южноитальянские пейзажи увиденное теперь не похоже ничуть. На замкнуто-отраженную в воде и своей истории Венецию – тем паче.

Сосны с бежевыми внизу и розоватыми наверху стволами. Облупившаяся белая краска на больших вазонах при въезде.

– Я тут сойду, а вы прямо по аллее поезжайте! К Синей Птице! – командует Люша, открывая дверцу массивной старинной кареты. – Я лесом прибегу.

– Но, Люба, как же… – вскидывается Максимилиан. – Подумай, в какое нелепое положение ты ставишь меня, Камиллу Аркадьевну… Что ж я скажу Алексу? Как объясню? Кто это? Зачем мы приехали? Я и теперь должен молчать?!

– Нет, Арайя, теперь ты можешь говорить что угодно. Это уже все равно. Потому что я – дома!

С этими словами Люша на ходу соскакивает с подножки, показывает направление удивленному кучеру и, увязая едва не по колено, бежит вбок, на поляну.

Максимилиан, Камиша и Степанида в шесть глаз смотрят в заднее окошко и, удаляясь, согласно видят, как Люша ничком, широко раскинув руки, падает в едва оттаявшую грязь, перемешанную с опавшими листьями и иголками.

– Может, возвертаться нам? – неуверенно предлагает Степанида. – Кажись, Любовь Николаевне дурно сделалось. Вона, повалилась…

– Как вы полагаете, Камилла Аркадьевна? – спрашивает Максимилиан. – Вы последнее время с Любой больше сообщались, так мне было бы желательно узнать…

Он вовсе не знает, как обращаться с этой полупрозрачной девушкой, похожей на романтическое привидение из какого-нибудь итальянского палаццо, то и дело подкашливающей в шелковый платок с монограммой. Камиша тем паче не знает. Никто никогда не думал о ее взрослом будущем. Как-то само собой подразумевалось, что будущего не будет. Каждый из семьи и гостей старался радовать ее здесь и теперь. Но никто не учил, как практически наедине сообщаться с незнакомыми юношами.

На всякий случай они разговаривают, как говорили бы в присутствии учителя на уроках хорошего тона.

– Я полагаю, что возвращаться нет нужды. Осмелюсь возразить: почему-то мне кажется, что Любочке сейчас не плохо, а как раз именно хорошо.

Громоздкая карета шумно подъехала к крыльцу. Толстый чернобородый кучер Гаврила (Лев Петрович держал его именно за нешуточную осанистость и представительность) по-своему оценил важность момента и «показал шик», ловко осадив предварительно им же разгоряченных, храпящих лошадей на площадке у фонтана.

Из дома выбежала недоумевающая прислуга. От конюшни и оранжереи тоже потянулись люди. Сбежались и забрехали разноцветные собаки.

Когда из кареты вылез хорошо всем знакомый Максимилиан Лиховцев, на лицах прислуги появились даже иронические ухмылки. А вот когда могучая Степанида буквально на руках вынесла завернутую в меховую полость, никому не известную девушку, улыбки разом исчезли. К тому же разглядели подробнее и лицо Максимилиана. Всегда с ранней весны загорелый, розово-золотистый, дополнительно освещенный отблеском от своих легких, жадно пьющих любой свет кудрей… Сейчас кожа его казалась пепельно-сероватой, а губы кривились в нервной судороге. Улыбки на лицах сменились тревожной, одной на всех (включая псов) гримасой… Что же это? Кто же это?

Александра позвали из конторы. Он шел, улыбаясь, протягивая руку. Девушка и карета его явно не смутили: что он, кузена, что ли, не знает? Вечно тот чего-нибудь начудит…

– Александр, я должен тебе сказать… То есть должен сперва представить Камиллу Аркадьевну Гвиечелли…

Камиша, которую Степанида уже поставила на ноги, грациозно присела в реверансе.

– Здравствуйте, Камилла Аркадьевна!

Александр сперва непринужденно поклонился, а потом, окинув девушку внимательным взглядом, шагнул вперед и поцеловал тонкое запястье, чуть отогнув край замшевой перчатки и ощутив мимоходом солоноватый вкус перламутровой пуговички.

Камиша заволновалась и зачем-то принялась стягивать перчатку с руки.

– Милости прошу в нашу скромную обитель, – сказал Александр. – Макс, как всегда, по прихотливости характера не удосужился мыслить линейно и не предупредил заранее о вашем прибытии. Но это не беда. Сейчас Феклуша с Настей вам мигом комнату приготовят, умыться и все потребное. Может быть, пожелаете ванну? Дороги наши грязны весьма в данное время года, как, впрочем, – мимолетная светская улыбка, – и во всякое другое… Но согласитесь, что погоды нынче стоят светлые, великодушные и радующие глаз.

– Благодарю вас и прошу извинить за доставленное беспокойство… Да, солнышко светит изумительно… И такая ширь… Но я не хотела бы… – Растерянная Камиша, продолжая стаскивать перчатки, честно пыталась поддержать предложенный Александром тон.

Но Максимилиан не дал развиться этой теме.

– Алекс, ты должен знать, что, кроме нас с Камиллой Аркадьевной, в Синие Ключи прибыл еще один знакомый тебе человек…

– Что ж он прячется? – усмехнулся Александр, остро взглянув в сторону кареты. – Пусть выходит. Кто ж это? Апрель перешел на нелегальное положение?

– Нет. Этот человек – Любовь Николаевна Осоргина.

– О-а-ахх! – потрясенно вздохнул кто-то в небольшой толпе слуг.

Александр промолчал, но лицо его изменилось разительно. Черты не исказились, с них просто как будто стерли жизнь, как облетает разноцветная пыльца с крыльев умирающей бабочки.

– Где же она? – ровно спросил он. – Как я помню Любу, она не стала бы прятаться в карете, высылая тебя и уж тем менее Камиллу Аркадьевну на передний край.

– Да, ты прав, – кивнул Максимилиан. – Когда мы подъехали к Синим Ключам, она выскочила из кареты и побежала в лес.

Александр чуть выдохнул и усмехнулся краешком губ.

– Что ж, она все так же безумна?

– Не более, чем мы с вами! – немедленно вздернув подбородок, отреагировала Камиша.

Александр на мгновение прикрыл пальцами глаза, потом, как садовые статуи, обошел Камишу и Максимилиана и, все ускоряя шаг, двинулся мимо фонтана к едва просыпающемуся после зимы парку.