— По телевизору показали их фотографии. Его и Нелли. И назвали имена. Не думаю, что они ошиблись…

— Я опоздал! — Иван схватился за голову, окончательно размазав по волосам клубнику. — Я слишком долго собирался! Теперь Борис мертв, и ничего уже не исправить!

Я отняла его руки от лица, пытаясь оттереть липкую массу салфеткой. Прикрикнуть на него и срочно отправить в ванну не поворачивался язык. У человека горе, а я тут со своей чистотой!

Раздалось громкое цоканье когтей, и в прихожей появился Бонни. Увидев Ивана, он задрал морду и негромко, тоскливо завыл.

— Бонни, не надо! — проговорила я, погладив пса по загривку. — Я тебя понимаю, не плачь…

— Значит, это точно он, — вздохнул Иван, взглянув на собаку. — Пес не может ошибиться…

Конечно, это прозвучало глупо, но я Ивана поняла. Вообще, я с удивлением обнаружила, что хорошо его понимаю, и мне с ним удивительно легко. Мы как будто говорили на одном языке…

Впрочем, это был не самый подходящий момент для таких открытий.

Иван сидел посреди прихожей на бархатной банкетке, грустно глядя перед собой…

Он только-только поверил, что сумеет наладить отношения со своим братом, что они преодолеют застарелые обиды, сблизятся — и тут Борис погибает…

Я не успела додумать до конца свою мысль, потому что в этот самый момент зазвонил телефон.

Мы с Иваном оба уставились на телефонный аппарат.

Точнее, уставились на него все трое. Бонни тоже не сводил глаз с трезвонящей штуковины, причем с ним творилось что-то странное: шерсть на загривке вздыбилась, пасть угрожающе приоткрылась, обнажив клыки, и вместо горестного подвывания он испустил знакомое мне угрожающее рычание.

— Кто-то звонит, — выдал Иван глубокомысленно.

Надо же, какое тонкое наблюдение!

— Может быть, это Борис? — проговорил он вдруг с зарождающейся надеждой. — Вдруг сообщение оказалось ошибочным, и он его хочет опровергнуть…

— Откуда он может знать, что ты здесь?.. — проворчала я, но тем не менее подняла трубку.

— Можно попросить Ивана Алексеевича Ланского? — проговорил какой-то приглушенный голос.

Хотя было плохо слышно, я даже не поняла — мужчина говорит или женщина, — но тем не менее голос показался мне смутно знакомым. Больше того — он вызвал у меня беспокойство.

— Это тебя! — прошептала я, прикрыв трубку ладонью. — Ты кому-нибудь давал этот телефон?

— Нет, — он энергично замотал головой. — Хотя давал… в фирме «Спейс», куда я ходил на собеседование… я же должен был дать им какой-то номер для связи…

— Значит, это они! — И я протянула ему трубку.

По своему опыту я знала: работа — это серьезно.

Бонни вел себя странно: он рычал, скалился и даже попытался отобрать у меня трубку.

— Прекрати хулиганить! — прикрикнула я на него. — Это важный звонок!

Бонни обиженно замолчал и отступил в угол. Морда его приобрела выражение, которое у человека можно было бы назвать «Не говорите потом, что я вас не предупреждал».

Иван поднялся с банкетки, взял трубку и поднес ее к уху.

— Ланский!

Он слушал, и его лицо на глазах менялось. Сначала на нем появилось удивление, которое переросло в недоверие и наконец — в растерянность. Впрочем, последнее выражение для него было довольно обычным. Думаю, что с ним он и появился на свет.

— Да… — проговорил он наконец. — Хорошо… обязательно сегодня? Ну ладно, я приду…

Повесив трубку, он снова тупо уставился в стенку перед собой, как будто там проступила огненная надпись.

— Они что — снова зовут тебя на собеседование? — спросила я, когда поняла, что он не торопится с объяснениями. — Передумали брать тебя в свой штат?

— Это не из «Спейса»… — отозвался он наконец. — Это звонил представитель иностранной юридической коллегии. По поводу какого-то наследства…

— Наследства? — переспросила я удивленно.

Наследство — это слово не из моего словаря. Это что-то из западной жизни, скорее даже — из английской классической литературы: старый лорд умирает, оставляя своей бедной племяннице миллионы… Злые родственники пытаются уничтожить завещание, но преданный слуга разрушает их козни…

— Какое наследство? — повторила я. — Это как-то связано с гибелью Бориса?

— В том-то и дело! — Он как будто проснулся. — Она сказала, что после гибели Бориса наследником становлюсь я, так как Борис и Нелли как раз ехали во Францию за наследством. Она хочет встретиться со мной, чтобы все подробно обсудить.

— Она? — переспросила я. — Это была женщина?

Все-таки этот голос мне знаком…

Борис кивнул.

— Что — прямо сейчас? — дошла до меня его последняя фраза. — Обычно наследство — это долгое дело…

— А она сказала, что это срочно… и что она все объяснит при встрече. Да я и сам хочу поговорить, может быть, узнаю что-то про Бориса… — И он повернулся к двери, собираясь уйти из квартиры.

— Ты что — собираешься идти в таком виде? — проговорила я в его спину.

— А что? — Он недоуменно повернулся ко мне.

— Взгляни на себя в зеркало! — вскричала я, снова ощутив себя в своей стихии. — Ты же весь в торте! Не самый лучший макияж для разговора с адвокатом…

— Ах да… — Иван заметно смутился. — Знаешь, столько всего произошло…

Я забегала вокруг Ивана, приводя его в порядок. После того как я собрала его на собеседование в фирму «Спейс», по второму разу все пошло гораздо легче, я уже знала, где что лежит. Кроме того, теперь я со спокойной душой брала вещи Бориса, зная, что они ему больше не понадобятся…

На этот раз я выбрала серый английский твидовый пиджак и темные брюки.

Бонни в нашу суету не вмешивался, он тихо лежал в углу прихожей, но глядел на меня неодобрительно.

Суетясь вокруг Ивана, я обдумывала последние события, в частности — звонок адвоката.

Откуда эта юридическая коллегия пронюхала, что Иван находится здесь? Да еще так быстро?

Я думала, что юристы работают медленно и осторожно, по десять раз перепроверяя всякую информацию, — а тут не успели по телевизору сообщить о гибели супругов Ланских, как они уже звонят…

И опять же — почему мне показался знакомым голос адвокатши? Ведь я с иностранной юридической коллегией никогда в жизни не сталкивалась…

— Ну вот, — проговорила я, удовлетворенно оглядев Ивана. — Теперь ты можешь идти на встречу с кем угодно, хоть с английской королевой. Кстати, где расположена эта коллегия?

— Понятия не имею, — Иван пожал плечами.

Все-таки его рассеянность переходит всякие границы!