— Ну хорошо, хорошо, — я почесала его за ушами, — потом я обязательно возьму тебя с собой, ты такой сильный и ловкий, без тебя в деле спасения Ивана мне не обойтись…

Пес блаженно зажмурился, выпустил мне на джинсы изрядную порцию слюны и засопел ровно, собираясь, надо полагать, соснуть у меня на коленях минуточек шестьсот. Вот придумал! Как маленький, на ручки просится. Да я и десяти минут не выдержу такой тяжести — ноги отвалятся! И вообще, у меня нет времени!

— Бонни, — я ущипнула его за щеку, — не спи, замерзнешь.

Бонни недовольно приоткрыл один глаз.

— Ты же не хочешь, чтобы Иван погиб, — я решила пойти на откровенную провокацию, — ведь он все же брат твоего хозяина… по-моему, он тебе понравился…

Пес нехотя отвернул огромную голову, так что я смогла выбраться из-под него без особых потерь. Ну, подумаешь, джинсы испачканы слюной, нога онемела и я вся пропахла псиной — всего и делов-то!

Я собралась быстро, пока Бонни не передумал. Он лежал на диване, отвернувшись к стене, и обижался на мое двуличие и вероломство. Ему и так плохо, а я, вместо того чтобы окружить несчастную собаку вниманием и заботой, бросаю ее на произвол судьбы.

— Не драматизируй, — сказала я, прощаясь, — я скоро вернусь. Веди себя хорошо.

Я направилась к Алевтине Романовне, понятия не имея, что ей скажу и как заставлю ответить на свои вопросы. Оделась я прилично — на всякий случай.

По одежке встречают, говорила бабушка, и она, несомненно, была права. Кто станет вступать в беседы с плохо причесанной девицей в замызганных джинсах и поношенной ветровке? Именно в таком виде я гуляла с Бонни. Эта махина как встанет на грудь грязными лапами — одежды не напасешься!

Теперь же на улице светило солнышко, но было прохладно после ночного дождя, поэтому я надела короткие брючки и пиджачок из плотного хлопка, покупала его в свое время в дорогущем магазине, но со скидкой, из прошлогодней коллекции. Будем надеяться, что Алевтина не слишком придирчива в этом смысле.

Я наложила макияж поаккуратнее, закрутила волосы гладко, чтобы не было заметно, что их давно не касалась рука парикмахера, и очень быстро оказалась по нужному адресу — если знаешь район, то до Наличной улицы совсем близко.

Дом, где жила Алевтина, был новый, от силы года два. За это время жильцы успели выполнить внутреннюю отделку, перестроили квартиры по своему вкусу и вселились, едва дождавшись, пока включат лифт. Двор тоже содержался в порядке. Детскую площадку с веселыми домиками и лесенками окаймлял аккуратный газон. Места для стоянки машин были расчерчены, сама стоянка огорожена низеньким заборчиком, больше для красоты. Вдоль дома под окнами энтузиасты разбили цветники. Были тут и альпийские горки, и заросли многолетников — жильцы старались кто во что горазд.

У последнего подъезда стояла группа женщин, они волновались и спорили. Судя по тачке с землей и лопатам, брошенным рядом, речь шла о зеленых насаждениях.

— Я вам еще раз объясняю, — торопилась полноватая, но очень живая женщина лет пятидесяти на вид, — что хочу видеть розы под собственными окнами и вовсе не желаю, чтобы ими любовались водители проезжающих машин! И желаю дышать свежим воздухом, а не выхлопными газами!

Что-то в ее речи показалось мне знакомым: дама сыпала слова быстро и звонко, как горох в решето.

— Да кто тут ездит, кто ездит? — надрывалась тетка в ядовито-розовой косынке, повязанной крест-накрест, так что над головой из концов платка получились рожки.

— Ваш, между прочим, сын Виталий на своем джипе! — ответила ей первая. — Хотя собрание жильцов постановило, что машины не должны подъезжать к подъездам! Для этого стоянка имеется, вот пускай он свой джип на стоянке и ставит!

— А если на стоянке вечно места не хватает? Виталик много работает, и когда с работы приезжает, все места уже заняты!

— Знаю я, как он работает! Какая это работа в два часа ночи заканчивается? Каждую ночь от его шума просыпаюсь! И не только я, он всему дому спать не дает!

— На стоянке никогда места нет! — вступила в разговор третья женщина, с высоким плаксивым голосом. — Даже если не поздно с работы приезжаю, вечно все занято, некуда «Лексус» приткнуть…

— А вы, Римма Платоновна, лучше бы вообще помалкивали! — перекинулась на нее первая женщина. — Когда на собрании деньги собирали на благоустройство территории, так вы прямо в слезы: я, мол, нищая пенсионерка, а сами на «Лексусе» разъезжаете, и курточка у вас, как я погляжу, от Армани… Нищие пенсионерки в такой дорогой одежде не разгуливают!

— Вас моя курточка не касается! Что хочу, то и ношу! У вас денег не занимаю! — огрызнулась плаксивая тетка, но тут же стушевалась и больше не встревала в общий разговор.

— Вы, Алевтина Романовна, вечно воду мутите! — гнула свое «розовая косынка». — Норовите за общественный счет в рай въехать!

— Я? — задохнулась от возмущения Алевтина Романовна, поскольку это была именно она, я узнала ее по голосу. С одной стороны: мне явно везло, с другой — судя по курточке от Армани, которую она опознала на соседке, у тетки явно глаз — алмаз, она живо меня рассекретит. Однако нужно попытаться к ней подольститься.

— Это наглая ложь! — возмущалась Алевтина. — Все знают, что я очень много делаю для дома! Председатель нашего ТСЖ объявил мне на прошлом собрании персональную благодарность!

— Из благодарности шубу не сошьешь, — хохотнул низенький кривоногий дядька, отиравшийся рядом с группой дам, — нам бы чего посущественнее…

— Ах, оставьте, Егор Васильич! — вскипела Алевтина. — Вечно вы со своими шутками! Вы бы лучше за своей техникой следили, а то по утрам напор воды всегда слабый.

— Моетесь много! — Дядька отошел на всякий случай подальше. — Чаю много пьете, вот напор и слабый!

— Вы извините, — я решилась выйти на поле боя, — но пока вы спорите, розы засохнут…

В доказательство своих слов я показала на кусты, сваленные кучей. Те листья, что торчали из пакетов, и вправду поникли.

— Вот видите, все из-за вас! — вскричала Алевтина. — Нужно скорее сажать!

— Только у дорожки! — стояла на своем «розовая косынка».

— Только на газоне! — надрывалась владелица неприкаянного «Лексуса».

— Только здесь! — перекрывало все мощное контральто Алевтины Романовны.

Я ее понимала — приятно летним вечером выйти на балкон и полюбоваться розовыми кустами. Вдохнуть тонкий аромат, умилиться на новые бутоны… Разумеется, Алевтина хотела иметь общественные розы под своими окнами.

Невольно я вспомнила свои розы, которые сейчас, наверное, стоят во всей красе. Две чайные, темно-красный куст, и у самого дома — белая, с огромными цветами, а еще плетистая на опоре и сиреневая, почти голубая, сорта «Голубая луна»…

— У дорожки нельзя сажать розы, — сказала я тихо, потому что от воспоминаний перехватило горло, — видите, на упаковке написано «Парковая», значит, вырастет куст под два метра, будет мешать, его машины станут задевать, придется выкапывать, и роза погибнет. У детской площадки — та же история, да еще дети могут пострадать — розы-то колючие.