— Велес услышал, заметет все следы наши, — сказал Агне. Агна вдохнула, вроде тоже радоваться бы тому, да только внутри пусто было, как в пещере. И Воймирко казался слишком молчалив, хотя и раньше был такой, но тогда молчание его казалось красноречивее всяких слов… — Заходи скорее, — поторопил Воймирко и, поддерживая, в избу утянул.

Внутри было холоднее, чем снаружи, и темно — через маленькие оконные прорубы, затянутые мутным пузырем, свет пробирался скупо. Небольшая горница, маленькая пристроенная клеть, видно, служившая для хозяйских нужд, полати по стенам, на них кое-какая утварь, оставленная кем-то, кто находил здесь пристанище, но больше всего порадовала Агну печь, пусть и облупленная и небеленая, но целая. Воймирко, оставив вещи, прихватив только топорик, что воткнут был у него за поясом сбоку, вышел.

Пока его не было Агна, прибралась немного, смахнув старым рушником пыль со стола да лавок, отыскал в клети ворох кожухов пыльных, но вполне приличных на вид — молью еще не изъеденных, вытряхнула, постелив на лавках, хоть как-то создавая уют и живость — пусть и временное пристанище, но не все же как в пещере.

Воймирко вернулся с нарубленными сучьями. И следом загудел в топке огонь, пустил первый душок теплый, ароматный, по потолку понесся, не успела вьюга подняться за окном, как внутри уже и жарко стало, несмотря на то, что щели все же тянули из горницы тепло. Агна котелок поставила со снегом, споро приготовила похлебку из мяса вяленого — не безрукая, раньше часто приходилось своими силами обходиться. Пусть и не такой сытный, как со стола княжеского, но наваристый и горячий получился, согрел, пуская по телу покалывающую тяжесть, даже голова затуманилась — так разморило.

Воймирко, наевшись, к окну прошел, нагибаясь, выглянул, да только за мутной пеленой что можно рассмотреть? Агна оглядела мужчину с головы до ног, он, что клен, такой же крепкий, красивый, волосы, высохшие от снега, чуть завились на концах — как нравилось ей это раньше, так и хотелось притронуться к ним. Агна опустила взгляд, откладывая лепешку, которую надкусить только успела — все съеденное комом встало в животе, когда вспомнила о том, что за много верст отсюда княжич остался. Проснулся ли он? А больше всего въелось неведенье того, что делать он станет, когда поймет все. А что ему делать? Он ведь не хотел этого всего, как и Агна. Напрасно Воймирко волнуется, уж не такая она ценность для княжича Роудука, чтобы в метель гоняться по лесу за ней, заплутать рискуя.

— Дай-ка гляну, что там у тебя, — вдруг прервал Воймирко раздумья, тревожа плотную тишину, что окутала Агну одеялом, в ее сторону двинулся.

Агна успела забыть о вывихе. Воймирко наклонился, Агна даже дыхание задержала от неожиданности, как он подхватил ее со скамьи, на лавку переместил и опустился рядом, взяв ее ногу, осторожно стянул сапог. Помял ступню, повращал бережно, но твердо, спросил:

— Больно?

— Тянет немного, — слишком острой боли Агна не ощущала, но было неприятно, что уж тут таить.

Воймирко нахмурился, запыхтел не слишком довольно, но вида напряженного старался не показывать.

— Кости целы, потянула, видно, жилы. Сейчас… — жрец выпустил ее, отправляясь к своим вещам, что были сложены на лавке возле печи.

Агна тем временем скинула накидку, кожух за ним и кафтан — разморило совсем, душно стало. Трещали все громче дрова в топке, гудел огонь, отражаясь всполохами желтыми на потолке. Тепло сгущалось, его вбирали стены, давно им не ласканные — за это зиму впервые, верно, казалось, они тоже отогревались, поскрипывая от сухости. Агна размотала онучи из шерстяной ткани, ступня и впрямь немного раздалась, в тепле казалось еще на немного — вот досада.

— Не переживай, — отозвался Воймирко, — до утра мы уже не выйдем, да и метет сильно, и тебе отдых нужен. — Агна хотела было возразить, но жрец ее опередил:

— Здесь ночевать останемся, все в тепле да под крышей, сюда никто уже не проберется, — голос его, такой спокойный и убаюкивающий, волнами накатывал на Агну, оседая на плечи тяжестью.

Казалось, что и в самом деле не встанет уже сегодня — признать, и рада была остаться, прилечь на мягкие шкуры меховые, и под гудение огня уснуть в тепле и сухости. Воймирко снова прав — устала слишком. Слишком много на нее навалилось за последние месяцы. Агна тяжело выдохнула, когда Воймирко вернулся со свертком, сел рядом с ней, размотав тряпицы, в которых были завернуты порошки разные да снадобья: они всегда у него под рукой, мало ли какая напасть приключиться может — вот как с ней сейчас. И надо же так угодить нелепо. Агна вспомнила, как Воймирко обхватил крепко, чего тогда нашло на нее, шарахнулась, будто он что плохое с ней задумать сможет. Испугалась неизвестно чего.

— Ляг, — попросил он.

Агна, видя его взгляд теплый, слыша звучание его голоса размеренного, легла послушно на шкуры. Жрец подхватил ее ногу, к себе на колени положил. Теперь Агна ощущала прикосновение его горячих пальцев, закрыла глаза, когда окутал ее запах трав разных, что горчинкой оседали на языке, совсем успокоилась и вновь ощутила себя в окружении жреца покой и умиротворенность, исчезли все тревоги, что дергали и рвали на части ее весь путь до сторожки. Даже благодать нашла, когда пальцы его ловкие, сильные втирали настойчиво, и в тоже время мягко, прохладную тягучую мазь — так бы и уснула она в раздухоренной травами и жаром печи избе, если бы не то, как вдруг — заметила Агна — движения пальцев Воймирко изменились, став неспешными и плавными. Близость его потеряла вдруг всю естественность и непринужденность, стала давить в один миг. Агна хотела было отстраниться немедленно, да что-то держало ее — не хотелось вновь оказать глупой в его глазах — может, это она все не так понимает, как оно есть на самом деле? Агна продолжала лежать, так и не открыв глаза. Ладонь широкая, опаляющая жаром, меж тем вверх скользнула к щиколотке, чуть смяли икры. Агна замерла, не в силах и пошевелиться, будто ядом каким парализованная. Воймирко всегда был рядом, всегда заботился о ней, никогда не говорил резких слов. Рядом с ним было хорошо и тепло, но он никогда не касался ее так, как прикасался к ней Анарад — с желанием. Проведя ладонью шершавой и грубой под коленкой, Воймирко сбил подол платья к бедру.

Агна сжала губы, задышав часто и глубоко, хотелось убрать его руки и бежать прочь, но не могла выдать своего волнения и испуга. Казалось, это подведет к беде быстрее, чем может быть.

— Не нужно, Воймирко, — попросила лишь, разлепив отяжелевшие веки, смотря сквозь подрагивающие ресницы.

Жрец усмехнулся, она слышала его сухое хмыканье, но выполнять просьбу не спешил.

— Почему? — прозвучал приглушенно его голос. — Тебе разве не приятны мои прикосновения? Разве ты не хотела никогда, чтобы я вот так ласкал тебя? — Его слова как гвозди вонзались в сознание, настолько чуждые они казались, будто это не он говорил, а кто-то другой — и что с ним такое? А может, он и всегда таким был, а она не замечала? Виски заломило от лихорадочных мыслей и усилий. — Ты же пошла со мной… сама, — говорил он, понизив тон до хрипа.

Агна ощутила, как тело его уже не было таким расслабленным: плечи напряжены, он содрогался весь, будто сам был в лихорадке, качалось в его груди неровное дыхание, рвано вырываясь из широких ноздрей. Агна не видела его лица в полутьме, но огонь от печи окаймлял его острую скулу и подбородок, поросший бородой, скользил густо по шее с натянутыми до предела жилами, касался его рук с твердыми мышцами. Внешне Воймирко был, несомненно, силен, но, если поставить рядом Анарада, жрец представлялся уже не таким могучим и надежным.