— Хоть что-то, — заключила я, — осталось выяснить, сработает ли это в присутствии посторонних.

— И как ты собираешься… — начал Петька, но, охваченная жаждой деятельности, я уже соскочила с кровати и нашла взглядом переговорную пластину.

Так… вызов камеристки… Ага, вот эта клавиша.

— Дора.

— Да, миледи, — судя по быстрому бодрому ответу, спать девушка еще не ложилась.

— Ты мне нужна. Немедленно, — поколебалась немного, — и Гаст тоже.

Секундное замешательство. Потом кто-то приглушенно зашептал, завозился, забормотал тихо и неразборчиво. Понятно: за камердинером далеко идти не придется.

— Слушаюсь, ваше сиятельство.

Не представляю, о чем подумали слуги. Я бы на их месте точно решила, что хозяева в уме повредились — граф в результате болезни, а его супруга от тягостных переживаний. Так или иначе, держались Дора с Гастом хоть и настороженно, но степенно и почтительно, стоически выполняя все наши требования, какими бы нелепыми они им ни казались.

Мы не стали ничего объяснять, а сразу с порога озадачили — молчите и слушайте.

Сначала они сидели вместе с нами в комнате, потом топтались под дверью… за дверью… в двух шагах от двери… посередине коридора… у дальней лестницы. Наконец, пообещав поощрить их материально за участие в наших маленьких развлечениях — при этих словах слуги испуганно вздрогнули — мы отпустили страдальцев с миром.

— Итак, что у нас в сухом остатке? — вопросил Петька, когда сладкая парочка наконец покинула покои, и их шаги, торопливо отдаляясь, стихли за поворотом. И сам же ответил: — Обсуждать себя, свой мир, то, что с нами произошло, мы можем, но наедине. Как только еще кто-то оказывается в пределах слышимости, тут же немеем. Оба.

— И написать не получается, — прибавила я угрюмо. — В общем, обложил нас неведомый шутник со всех сторон. Знать бы еще, что за гад так забавляется.

Подошла к Петьке, уткнулась лбом в его грудь.

— Наверное, это к лучшему. Не появится искушения все герцогу выболтать. Вот представь, приходим мы…

— Складываем молитвенно руки, — подхватил братец, — и хором каемся: «Извиняйте, господин хороший, сами мы не местные. Он Петя… Она Маша. Как здесь очутились, не ведаем».

— Шли — поскользнулись — упали — закрытый перелом — потеряли сознание — очнулись — гипс… То есть Риос, — продолжила я, хотя веселиться совсем не хотелось.

— Вот Саллер-то обрадуется, — язвительно хмыкнул Петька. — Кузен исчез, его место занято непонятно кем, а «непонятно кого» жалеть уж точно не стоит. Вытрясет мою душу из графского тела и как начнет на тебе жениться. Или королевским детишкам отдаст. Для регулярного магического приплода.

— Говоришь обо мне, как о корове! — Сердито ткнула доморощенного циника кулаком в бок.

— А что, хэленни от нее чем-то принципиально отличается? — Меня скептически оглядели. — Сомневаюсь. От Буренок требуются молоко, мясо и телята, от этих несчастных — суперспособные дети. Мнение производительниц ни в том, ни в другом случае не учитывается.

— Неизвестно, на что завязан дар, на душу или тело. Вдруг он исчез вместе с Мэарин?

— Вдруг только дети случаются, — парировал Петька. — А все остальное требует проверки. Вот маги и примутся тебя… проверять — усердно и ежедневно, со всем своим нерастраченным исследовательским пылом. Пока не родишь какую-нибудь «неведомую зверушку». Устраивает такой расклад?

Я энергично затрясла головой, наотрез отказываясь от сомнительной чести.

— То-то же. И вообще, даже если в конце концов выяснится, что ты не хэленни и не представляешь особой ценности, не факт, что в живых оставят. До сих пор непонятно, как здесь к попаданцам относятся. Мы ведь не просто переселенцы, а фактически захватчики чужого движимого имущества. Вполне вероятно, за это к смертной казни приговаривают. А у тебя ни родственников, ни друзей, ни связей, ни поддержки — одни враги. Заступиться некому.

Мы застыли, думая каждый о своем.

— В общем, на Риосе нам жизни не будет, — тоскливо констатировала я через пару минут. — Домой надо, в свой мир и собственные тела.

Еще немного постояли, потом переглянулись и одновременно произнесли:

— Жрецы.

— Надо поскорее добраться до Древней обители. — Я вцепилась в Петькину рубашку.

— И вытрясти из дедков все, что им известно, — с воодушевлением поддержал братец. — Наверняка ведь знают что-то, жуки старые.

— Ну, судя по воспоминаниям Мири, не такие уж они и старые.

— Неважно. Главное, чтобы выслушали, поняли и помогли. Что если, на наше счастье, они видящие? Не обнаружат в телах тех душ, что венчали, и аннулируют брак.

— Угу… И нас тут же объявят попаданцами, захватчиками, приговорят к смертной казни, выдадут еще раз замуж, пустят на опыты, сдадут разъяренным родственникам Ольесов… Что там дальше по списку? — Я горестно засопела. — Ох, Петюндр, как же нам из этой засады вывернуться? Причем желательно живыми, а по возможности и невредимыми.

— Попросим у них политического убежища… именем Танбора. И неприкосновенности.

— Угу… дипломатической.

— Да хоть какой.

— Послы неведомого, но дружественного мира, — протянула я иронично. — Вот и пошлют нас… куда подальше.

— Пошлют — вернемся, — оскалился Петька. — С магнитиками на память. Ладно, что толку гадать, на месте разберемся.

Где-то далеко-далеко раздавались шаги, шушуканье, сдавленные покашливания. Потом что-то звякнуло, брякнуло, хлопнуло… упало. Снова шаги, натужный кашель — кому-то явно пора к врачу — и, наконец, неуверенное, но громкое:

— Доброе… гхм… утро.

— Утро добрым не бывает, — вяло парировали где-то совсем рядом.

— Угу… — поддержала я с детства знакомую истину и сладко зевнула. — Оно или «гадство, опять вставать» или «все неважно — сплю до обеда».

Бормотала я тихо и в подушку, но меня тем не менее услышали и откровенно обрадовались.

— Простите, не хотели вам мешать, но… — пропищало взволнованное, чуть виноватое женское сопрано.

— Уже… обед. — Принял эстафету бодрый мужской тенор.

Неожиданно.

— Милорд, миледи… — опять вступила женщина.

Милорд? Миледи? Что за?.. Недоумение быстро развеяло остатки дремотного оцепенения. Открыла глаза, столкнулась с сонным, немного расфокусированным взглядом и мгновенно вспомнила все, что произошло ночью.

Ох… Надеюсь мне это не приснилось.

— Привет, — шепнула, настороженно присматриваясь.

— Привет, Мерихлюндия, — меня нежно щелкнули по носу, и я облегченно выдохнула.