– Вы меня простите, Эдуард Васильевич, но относительно Анны Самариной вы преувеличиваете: девчонка напугана, одна живет, родителей нет, покровителей нет – что она может? Куда ей против нас? Но если вы полагаете, что моих действий недостаточно, предлагаю усилить меры воздействия и ее… того…

– Что – того?

– Ну, отыметь парочкой бравых ребяток в подворотне – сразу поумнеет. У меня уже и кандидаты имеются – ребятки, которые задержание проводили. У них руки так и чешутся после суда, и не только руки, – ухмыльнулся Егоров.

– Передай им, чтобы зуд в штанах другим способом унимали. Я тебе еще раз повторяю – девчонку не трогай! Может, оно ей и не помешало бы, но действовать будешь по-другому. Сегодня же приедешь к ней, извинишься, купишь букет – дамы это любят – и постараешься понравиться.

– Что значит – понравиться? – ошалело вытаращил глаза Егоров.

– Да ладно… – протянул Эдуард Васильевич и улыбнулся. – Ты у нас парень видный, красивый, ни одна баба не устоит, – от хвалебных речей лицо Егорова засияло румянцем, грудь непроизвольно выпятилась колесом, заиграли бицепсы на руках. «А ведь прокурор прав, данный прием, возможно, будет иметь больше перспектив, не стоит его сбрасывать со счетов», – размышлял следователь. – Ну что? – резко перешел на деловой тон прокурор. – Стратегию и тактику уразумел?

– Да, Эдуард Васильевич. Исполню все в лучшем виде.

– Тогда действуй, Кирилл, не теряй времени. Отправишься к ней, как только подготовишь дело для передачи, – дал свое напутствие прокурор и проводил Егорова до дверей.

Воодушевленный следователь помчался выполнять задание, а Эдуард Васильевич вернулся на свое место и набрал знакомый номер. В ответ он услышал длинные гудки. Некоторое время он слушал их равнодушное звучание, потом разозлился и с силой грохнул трубку на рычаг – телефон жалобно тренькнул и не развалился только потому, что был сделан на совесть, по спецзаказу.

Прокурор устало откинулся на спинку кресла и схватился за голову руками. Все его замыслы были под угрозой. С тонкостью продуманная тактика дала сбой, и именно там, где он не ожидал. Тщательно продуманный механизм оказался бессилен перед человеческим фактором. А как все было хорошо поначалу! Отработанная схема служила безотказно, действующие лица, словно марионетки, выполняли свою миссию, ему оставалось только дергать за ниточки. Но вот одна ниточка оборвалась, а все остальные прогнили насквозь и готовы лопнуть в любой момент. Ну ничего, успокаивал себя прокурор, еще не все потеряно, скорее всего, он зря волнуется, часть проблем улажена, осталась только одна, которую необходимо утрясти. Встретим Симбирцева во всеоружии, и, глядишь, пронесет. Эдуард Васильевич улыбнулся своим мыслям, попросил секретаршу приготовить ему кофе и принялся за текущую работу.

– Ну ты что, мужик, совсем ослеп?! Не смотришь, куда едешь! – дверь его «Тойоты» открылась, чьи-то сильные руки выволокли Аркадия из машины, рывком поставили на ноги и, не отпуская, начали трясти, как грушу. Подушка безопасности сделала свое дело: после столкновения с другой машиной Арестов почти не пострадал, только немного болела грудь. Однако шок, в котором пребывал молодой адвокат, был так силен, что он не мог противиться натиску пострадавшей стороны и позволял обращаться с собой подобным фамильярным образом, не оказывая никакого сопротивления. – Всю жопу мне в гармошку сложил, придурок, – продолжая трясти Аркадия, грозно сообщил шкафообразный субъект, который был выше адвоката на целую голову. – Да знаешь, что я с тобой сделаю сейчас? – Вопрос был чисто гипотетическим, отвечать на него Арестову не хотелось, хотя ответ был очевиден – сейчас из него сделают отбивную котлету.

Судорожно пытаясь подыскать нужные слова, необходимые, чтобы пустить беседу, вернее, монолог пострадавшего в конструктивное русло и сохранить лицо в прямом и переносном смысле, Аркадий вдруг насторожился. Ему показалось, что этот голос ему знаком. И как только слабая надежда на спасение всколыхнула душу, неприятные манипуляции с его безвольным телом прекратились.

– Аркаша, ты, что ли?!! – удивленно завопил детина, и в ту же минуту Арестов вспомнил, кому принадлежит этот характерный баритон.

– Сам ты ослеп, Симбирцев, – обиженно просипел Арестов. – Ну я, понятно, тебя не узнал: волосы длинные состриг, бороду с усами отпустил, очки с носа снял, поправился килограммов на двадцать, короче – другой человек. Но я-то с института ничуть не изменился, мне все об этом говорят.

– Ладно, не дуйся. Положим, я очки с носа не снял, а разбил по твоей милости, дружище, вот сослепу и не разглядел, – расхохотался Славка и обнял старого друга за плечи. – Ну дела! Это же надо так! Обалдеть можно! Рок судьбы! Ты куда ехал-то?

– Здесь недалеко, чуть-чуть не доехал, – засмеялся Аркадий.

– И я чуть-чуть не доехал, – доложил Вячеслав, перестал наконец хохотать, с грустью посмотрел на свой «жигуленок» и задумчиво почесал затылок.

– Не боись, сейчас все уладим, – приободрил друга Арестов и достал мобильный телефон. – С моей страховкой машины приведут в порядок быстро, через неделю получишь свою тачку как новенькую, если с ГИБДД не будет проволочек.

– Да ладно, Аркаша, – смущенно сказал Вячеслав, – по правде говоря, я сам слегка тормознул – задремал маленько на светофоре. Так что к тебе у меня претензий нет. Эх, жалко только, что страховку пожмотничал купить.

– Прекрати, я же не из своего кармана ремонт оплачивать буду. Всю сумму ущерба покроет страховая компания.

– Раз так, – вновь развеселился Вячеслав, – не буду ломаться, к тому же денег на ремонт у меня нет и в ближайшее время не ожидается, на машину три года собирал, и все равно бы не хватило, если бы не сеструха.

– Светлана? Как она? – сконфуженно спросил Арестов.

С младшей сестренкой Вячеслава в пору бурной студенческой юности на пятом курсе института у Аркадия был головокружительный и скоротечный роман. «Головокружительным» его называла именно Светочка, для Арестова вообще не существовало данного понятия, а вот слово «скоротечный» было для Аркадия в порядке вещей. Подружек было много, и менялись они довольно часто, но со Светланой отношения затянулись на более долгий срок. Взбалмошная, живая, общительная, неутомимая в постели – с ней было интересно. То, что в начале было для обоих легкой, ничем не обязывающей связью, стало перерастать в нечто большее. Светлана неожиданно и очень сильно влюбилась, Аркадий же, в свою очередь, ничего не мог предложить ей взамен. Близость с ней начала тяготить его, отвлекала от мыслей о Маше, мешала думать о возвышенном. Светлана вызывала у него лишь теплые чувства и была сестрой его лучшего друга, продолжать отношения он посчитал неправильным и постарался как можно мягче и тактичнее объяснить ей все, предложив остаться друзьями. Объяснение состоялось в небольшом кафе. Девушка молча выслушала откровенные излияния Арестова относительно его настоящей любви, сочувственно повздыхала и ушла, по-дружески поцеловав его в щеку и прощебетав на прощание какую-то милую шутку. Он, по правде говоря, ожидал истерики и морально настроился на то, что придется выстоять под натиском упреков и слез, поэтому хладнокровное поведение Светланы его приятно удивило. Вздохнув с облегчением, он на радостях заказал себе бутылку водки и принялся сосредоточенно уничтожать ее содержимое, отмечая вновь обретенную свободу, доставшуюся ему так легко. Дальнейшие события он помнил с трудом, небольшими урывками. Кажется, после той бутылки последовала другая, кажется, была еще какая-то женщина, или ему это пригрезилось, но, проснувшись с утра с больной головой, он понял, что в институт идти не в состоянии. Решение прогулять лекции пришло на ум не сразу, а только после третьего по счету общения с «белым ухом» – так в их студенческих кругах было принято называть унитаз.