Бойцы, которым даже не на ком было выместить зло, выбрались на кухню, сварили кофе. Потом распахнули окно и, закутавшись в просторные шерстяные кофты с длинными рукавами, сели с чашками на подоконник.

Внизу, в чёрном холодном безмолвии, мигали красными и синими огоньками сигнализации автомобилей. Они загорались и гасли не одновременно, и казалось, что это перемещаются с места на места неизвестные науке светящиеся насекомые. Город тихо дышал во сне, как океан.

В пять утра с грохотом подъехал мусоровоз. Ночь стала ещё чернее. И в этот момент Галина, а может быть, Марина услышала тончайший звон крошечной арфы. Это к измученным Бойцам прилетела Муза. Вообще-то Муза летела в соседний подъезд, к одному поэту, но поэт, хорошенько угостившийся горячительным на каком-то литературном вечере, пренебрегал своим долгом и преступно спал, при этом храпел весьма непоэтически.

— О! — подняла палец вверх Галина. — Чувствую вдохновение!

Марина, как заводная кукла, слезла с подоконника и сходила в комнату за тетрадкой и ручкой.

Муза давно не встречала таких благодарных творцов. В половине шестого утра она улетела к следующим клиентам, а свеженародившийся ретродуэт «Два весёлых Гуся» уже репетировал свою первую — и пока что единственную, но очень забойную — песню.

В семь часов Марина и Галина поняли, что должны поделиться своим творением с миром. Поскольку окружающий мир только ещё просыпался и вряд ли был способен как следует оценить то, что привнесли в него гениальные Бойцы, было решено обратиться к человеку, ведущему ночной образ жизни.

Старый приятель Алексей, тот самый, что снимал свой фильм на «коктейльной вечеринке» третьей ступени, действительно бодрствовал и не собирался ложиться спать ещё часа этак три.

В восемь утра ретродуэт уже был у него и, отведав экзотического чаю, заваренного грустной нимфой (совсем, кстати, не грустной, а скорее спокойной и задумчивой), исполнил свою песнь.

— Это бомба, — уверенно сказал Алексей. — Мы порвём YouTube.

В десять часов Алексей уже закачивал в Сеть озорные частушки, исполненные двумя боевитыми бабульками.

В одиннадцать песня «Как на Ладожском вокзале всем желанья исполняли» стала хитом. А никому прежде не известный ретродуэт «Два весёлых Гуся» — самой обсуждаемой темой в Твиттере и Фейсбуке.

В двенадцать тридцать весёлые гуси получили предложение поехать на «Евровидение». В двенадцать тридцать пять они трезво оценили свои шансы и ответили, что пусть едет кто-нибудь другой. А песню они готовы отдать даром.

В час дня суперзвёзды вспомнили о том, что перед записью Алексей попросил их отключить мобильные телефоны. В час ноль одну они поняли, что опоздали на работу, и, что если они не подадут коллегам никаких знаков, то по инструкции через полчаса Виталик поднимет на ноги всех Бойцов в Европе. Профсоюз Бойцов — самый сплочённый и дружный, а «великие Гусев» — его легенда.

— Может, пусть ребята приедут? Давно не виделись, повода не было, — зевнув, спросила Галина.

— После того, как они уедут, ремонт придётся делать во всём городе, — предостерегла сестра.

— Опять сверлить? Ну нет!

«Мы живы. См. YouTube», — получили рассылку все сотрудники Тринадцатой редакции.

«Как на Ладожском вокзале», — насвистывал себе под нос Шурик. «Как на Ладожском вокзале…» — отвечало радио из припаркованного во дворе автомобиля. «Как на Ладожском вокзале…» — пиликал звонок мобильного телефона у курьера, притащившего пачку документов. «Как на Ладожском вокзале!» — пели где-то в соседнем дворе нетрезвые граждане. «Как на Ла… как же вы мне все надоели со своим вокзалом!» — то появлялась, то исчезала на стене в коридоре надпись, начертанная огненными буквами, в дореволюционной грамматике. Даже дом не в силах был терпеть эту вакханалию.

Лёва, получивший очередное срочное и невыполнимое задание от своего московского начальства, бился лбом об эту надпись, но ни ей, ни ему ничего не делалось.

— Опять Москва? — с сочувствием спросила Наташа, когда Разведчик, растерявший всё своё благоприобретённое спокойствие, пробегал мимо неё через приёмную.

— Р-р-р! — был ответ.

— Ты ж говорил, что начальник твой изменился, совсем хороший стал?

— Хороший начальник — мёртвый начальник! — гаркнул Лёва, притормозил и жестами изобразил, как он сперва душит, потом расстреливает, а потом разрывает на части своего московского мучителя.

— Видишь, как тебе со мной повезло, — раздался за спиной спокойный голос Даниила Юрьевича. Лёва взглянул на него, как пойманный на месте преступления второклассник, и сбавил обороты. Шеф усмехнулся и проследовал в свой кабинет. Его помощь больше не требовалась — теперь с яростным пиарщиком могли справиться и живые.

Из укрытия выбрались Шурик и Виталик, главные специалисты по переговорам сО взбесившимся Лёвой.

— По-моему, летняя операция тебе не пошла на пользу, — заметил Техник. — Ты всё такая же ярко-желтая ярость.

Лёва ещё чуть-чуть поутих.

— Мне хана, ребзя, мне хана! — рванув на груди рубашку, громким театральным шепотом воскликнул он. — Чтоб они там надорвались в этой Москве план продвижения каждую неделю переписывавши!

— Лёвочка, они обязательно когда-нибудь надорвутся, а ты успокойся, — подошла к нему Наташа. — Не ты же планы переписываешь, а они. Это они дураки, а нервничаешь зачем-то ты. Выпей лучше чаю, или кофе. Чего ты больше хочешь?

— Водки! И яду! — подпрыгнул на месте Лёва. — Ну не могу я за пятнадцать минут составить мнение о книге! Я отказываюсь говорить с журналистами о том, чего не читал!

— Ты уже пятнадцать минут бегаешь тут и кричишь. Значит, время вышло, а работать всё равно надо, — взглянув на часы, констатировала Наташа.

Лёва совсем скис. Виталик наклонился к нему поближе и заговорщицким шепотом предложил по названию и обложке определить примерное содержание и так выкрутиться.

— Я не собираюсь выкручиваться! — оттолкнул его Лёва, однако книгу предъявил — всё это время она, как верный кольт, торчала у него за поясом. — Я хочу нормально работать, в нормальном режиме!

— О, это ты не своим делом занят, — покачал головой Виталик, — Я слышал, на Галапагосских островах требуются черепашьи пастухи. Может, скинешь им резюме? Думаю, по-английски они разумеют.

— Кто, черепахи? — удивилась Наташа.

— Послушай, так это же «Тайна заброшенной хрущевки», — сказал Шурик, внимательно рассмотрев книгу. — Я её очень хорошо знаю. Я на неё внутреннюю рецензию писал. Только рабочее название у неё было «Удушенные».

— Саня! — Лёва прижал руки к сердцу, потом снова рванул на груди рубаху. — Всё, что хочешь, тебе отдам! Перескажи мне кратко!

— Ну изволь. Слабонервных просим удалиться, — откашлялся Шурик.

Лёва посмотрел на Наташу. Наташа посмотрела на Лёву. Виталик посмотрел сперва на Лёву, потом на Наташу, а затем взмахнул рукой — только что не сказал «Поехали!» — и Шурик начал рассказывать: