— Я уже в курсе, — напоминаю.

— Париса — иранское имя. Моя мать родила меня на корабле, капитаном которого был иранец. Он и назвал меня.

— О! Так у вас это семейное! — восклицаю.

— Погоди, дослушай! — она всё-таки отнимает одну руку от ребёнка и кладёт её на моё предплечье. — Моя мама всю жизнь помнила того капитана, он был очень хорошим мужчиной. И очень красивым. Он дал ей кое-что на удачу, — тут она тянется к своей шее, долго копается в слоях одежды и в итоге стягивает с себя цепочку с довольно массивной круглой подвеской. Протягивает мне, — вот возьми.

Я рассматриваю вещицу, то ли медальон, то ли монету. Золото, потемневшее от времени. Приглядываюсь внимательнее и вижу завораживающее изображение звезды.

— Мы называем её Байт Аль Джаузза… — тихо отзывается Париса, плавно, с подчёркнутой женственностью покачивая головой.

— Байт Аль Джаузза… — пробую на языке и необъяснимо радуюсь, причём так, что даже покрываюсь мурашками.

— Тот капитан сказал моей матери: «Это для твоей дочери. Пусть, когда придёт время, она выйдет замуж по любви». И знаешь, что? В день, когда мне исполнилось пятнадцать, моя мать подарила мне его. В тот же год я встретила моего льва — Гаданфара, и на следующий год вышла за него. По любви. От этой любви у нас родилось трое детей — все сыновья. И я хочу отдать Байт Аль Джаузза тебе.

Лео замер и неотрывно на нас смотрит.

— Спасибо, конечно, — благодарю. — Но такую ценную семейную вещь отдавать мне — случайному попутчику…, наверное, не стоит.

— Не случайному. Ты спасла жизнь моему сыну. Аллах послал тебя в самый правильный час. И тебе Байт Аль Джаузза нужнее, я знаю. Выйдешь в этом году замуж. По любви.

Я зажимаю монету со звездой в руке и понимаю, что она действительно моя — словно давно меня искала, и вот, нашла.

— Она принесла счастье многим женщинам, — очень мягко заверяет меня Париса, забавно покачивая головой. — Сделает счастливой и тебя. Он будет крепко тебя любить, больше жизни. А от такой любви всегда рождаются здоровые дети.

В этот момент Лео закрывает глаза и тут же прячет лицо рукой. Что с ним?

— Лео? Тебе плохо?

— Идите уже, вам двоим нужен отдых! — вскидывается Клэр. — Дальше мы сами.

— Два часа не вставать! — строго напоминает Лео обеим.

— Да босс, мы поняли! Не тревожься! — заверяет его Клэр, с улыбкой выпихивая нас обоих за дверь.

И пока мы идём по маршруту, Лео таинственным тоном произносит:

— Байт Аль Джаузза…

— Красиво, — говорю.

— Ничего не напоминает?

— Нет.

— Это Бетельгейзе на арабском, Лея. Теперь она всегда с тобой.

Бетельгейзе, значит?

Cody Francis — Rare Love

@WTF_LEO: Месячные.

Вначале я долго не могу понять. Затем вспоминаю: ах да, я же спрашивала, что он ненавидит больше всего. Откладываю телефон в сторону и кошусь на Лео. Вряд ли то, во что он уделал свою дорогущую рубашку, считается месячными, но нелюбовь его мне вполне понятна.

Лео пристёгивается в кресле, и я замечаю, что у него дрожат руки.

— Лео?

— Да?

— Ты в порядке?

— В полном.

— У тебя руки трясутся.

— А, фигня, — отмахивается.

— Давай закажем вина? — предлагаю универсальное средство.

Лео зовёт проходящую мимо Моник:

— Девушка, можно нам вина?

— Да, конечно, — улыбается та. — Два бокала?

— Два, но не бокала. Будьте добры две бутылки белого вина из меню для бизнес-класса, — многозначительно ей улыбается, одновременно укладываясь полулёжа, насколько это возможно, в своём кресле, раскинув руки и запрокинув голову на его спинку. Смотрит в иллюминатор. — Это так странно… бесконечный день. Когда ни глянешь, видишь одну и ту же картину: солнце там же, света столько же. Будто время остановилось, — задумчиво произносит.

— Если бы тебе предложили полететь в опасную экспедицию на солнце, как в фильме «Пекло», ты согласился бы?

— А ты?

— Абсолютно точно да, — не раздумывая, отвечаю.

— Никакой ты, к чёрту, не бухгалтер!

— А кто?

— Да кто угодно, но только не это!

— В детстве я хорошо рисовала и мечтала учиться в художественной школе.

— Твоя мечта сбылась?

— Папа считал, что все художники нищеброды, а бухгалтер в любые времена накормлен.

— Сытно?

— Не жалуюсь. Ты не ответил по поводу путешествия к поверхности солнца.

— Расскажи, о чём фильм. Насколько опасно это путешествие?

— Если коротко, то Солнце вот-вот погаснет. Последняя надежда людей — корабль, напичканный водородными бомбами. Лететь придётся годы, но это путешествие в один конец.

— Моё решение зависело бы от одного исходного условия.

— Какого?

— Наличия семьи.

— Ты хочешь сказать, будь у тебя дети, ты никогда бы не решился на уникальный опыт, упустив один шанс на семь миллиардов?

— Ну, с математической точки зрения, сколько человек было в команде звездолета?

— Хорошо, один шанс на миллиард?

— Да, профукал бы. И не только при условии наличия детей, жены тоже. И даже не жены, а просто близкого человека. Мы в ответе за тех, кого приручили, разве не помнишь?

Мои глаза округляются:

— Обалдеть… Ты не полетел бы спасать мир?! У каждого человека имеется ворох близких, начиная с родителей и заканчивая…

— Родители — это не та степень близости, о которой я говорю.

— То есть, матерью можно пожертвовать?

— Я не несу за неё ответственность — это обязанности моего отца. У каждого человека своя роль и свои обязанности. Моя зона ответственности — это только моя семья, и не важно, сколько в ней человек. Если бы мне предложили полёт к поверхности Солнца, это был бы единственный случай, когда я пожалел бы, что не одиночка.

Моник приносит бутылку в белом чехле и два бокала — прямо как в ресторане.

— А где вторая? — озадаченно вопрошает Лео.

— В холодильнике. Я принесу позже, чтобы не согревалась.

— Нет-нет-нет, — качает головой Лео, вынимая из её рук бутылку и штопор. — Несите прямо сейчас, мы не будем прерываться. Верно, Лея?

— Угу, — киваю. — Иногда сделанная не вовремя пауза может испортить всё дело…