Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Цветы поднимают нам настроение и обогащают нашу эмоциональную жизнь. Благотворительная организация «Лимонное дерево» (Lemon Tree) недавно осознала важность этого, когда начала разбивать сады в лагерях сирийских беженцев. Хотя запасы продовольствия были крайне необходимы, около 70 процентов растений, выбранных беженцами для выращивания, оказались цветами, настолько велика была их потребность привнести красоту в свое окружение.
Цветы вполне могли служить нашим далеким предкам первым утешением. Когда в доисторические времена у человека возникло самосознание, оно принесло с собой переживание разлуки и осознание собственной смертности. Эти экзистенциальные трудности остались с нами с тех пор, поднимая извечные вопросы: как найти смысл в жизни? Как справиться с той болью, что приносит нам жизнь? Жизнь цветка предлагает нам нечто, за что мы можем зацепиться, – форму защиты от страха перед лицом смерти. Какими бы эфемерными и хрупкими ни были цветы, они являются символами преемственности. Ибо цветку во всей его красоте суждено умереть, чтобы его плод мог жить и дать больше цветов из своего семени.
Без сомнения, в ранних цивилизациях цветы несли в себе глубокий смысл. Древние египтяне считали цветы божественными посланниками[194] и наполняли свои храмы гирляндами и букетами, иногда в поистине огромных масштабах. Цветы, которые они выращивали, включали в себя жасмин, василек, ирис и ландыш, но голубая водяная лилия, или лотос, была самым священным цветком из всех. В древнеегипетской религии считалось, что лотос хранит тайну возрождения. Говорили, что его сладкий, пьянящий аромат переносит разум на более высокий уровень, подобно мосту между чувственным и духовным царством.
* * *
Единственная цель цветов – обеспечить продолжение рода. Цветы могут быть сексуальными, потому что секс – это их «бизнес», и на человеческий взгляд в некоторых цветочных формах, безусловно, есть эротизм. Мы видим это в красочном изобилии репродуктивных органов, которые явственно видны на некоторых ботанических гравюрах. Современная художница Джорджия О'Кифф не любила, когда внимание заостряли на эротическом элементе в ее работах; наверное, это можно понять, поскольку откровенность портит весь эффект от восприятия картины. Пока этот опыт остается подсознательным, мы можем наслаждаться им двояко: погружаться в секс с красотой, оставаясь невинными.
Как и многие влюбленные до него, Фрейд начал свое ухаживание за юной Мартой Бернейс с того, что подарил ей красную розу. В первое лето их помолвки Марта уехала на каникулы и жила в доме с прекрасным садом. Однажды поздно вечером Фрейд написал ей письмо, которое начиналось с обращения к хозяину дома: «Садовник Бюнсов, счастливчик, которому позволили приютить мою дорогую возлюбленную! Почему я не стал садовником вместо врача и писателя? Возможно, вам нужен молодой парень для работы в саду, и тогда я мог бы предложить себя; так я мог бы желать доброго утра маленькой принцессе и, возможно, даже потребовать поцелуй в обмен на букетик цветов»[195]. Фрейду было двадцать семь, когда он написал это, и он только начинал свою медицинскую карьеру. Пройдет девятнадцать лет, прежде чем он опубликует свою эпохальную работу о снах, сделавшую его знаменитым.
Желание Фрейда стать садовником, возможно, и было полетом фантазии влюбленного молодого человека в жаркую летнюю ночь, но тем не менее он действительно был большим любителем садов. На страницах книги «Толкования сновидений» можно найти целый набор цветов: цикламены, артишоки, ландыши, фиалки, гвоздики, цветы вишни, тюльпаны и розы. Фрейда интересовало то, как растительные образы могут одновременно и проявлять, и скрывать сексуальное содержание сновидений[196]. Он писал, что «о самых уродливых и самых интимных деталях сексуальной жизни можно думать и грезить в форме невинных на первый взгляд аллюзий». Эти символы, отметил он, уходят корнями в далекую древность, включая сюда сад Девы из Песни Песней царя Соломона.
Один из снов, который интерпретирует Фрейд, раскрывает страхи молодой женщины перед половым актом. Сон начинается с того, что она спускается с высоты и перелезает через забор, чтобы попасть в сад. Она беспокоится о том, чтобы не порвать свое платье, так как не хочет терять свой респектабельный вид. В руках она несет большую ветвь, покрытую красными цветками, напоминающими цветущую вишню или камелию. В саду она видит садовников, которые расчесывают пряди волос, похожие на мох, которые свисают с деревьев. Молодая женщина останавливается, чтобы спросить, как ветку цветов, подобную той, что она несет, можно пересадить в ее собственный сад. Один из садовников обнимает ее, она сопротивляется, после чего он предлагает отвести ее в ее собственный сад и показать, как можно посадить ветку. Ее стремление к чувственной любви и ее замешательство в отношении жизненных событий очевидны. Есть что-то довольно отталкивающее в образе расчесывания мохнатого мха, в отличие от соблазнительных красных цветов, которые, как она надеется, могли бы расцвести в ее собственном саду. Сад сновидений свободен от ограничений и условностей общества, это место, в котором безопасно интересоваться сексом.
Цветы – это самый простой способ изменить атмосферу в комнате. Обладая талантом влиять на наше настроение, они дают нам возможность немного расслабиться. Они несут в себе намек на что-то хорошее и обещают плодотворность, способствуя расцвету нашей мысли. В венском доме Фрейда на улице Берггассе был только небольшой сад во внутреннем дворике, а из кабинета открывался вид на липы и конские каштаны, которые там росли. Марта выращивала цветы на застекленной веранде и приносила цветы с рынка, чтобы украсить дом. Многие пациенты Фрейда при первом своем посещении удивлялись, обнаруживая, что его кабинет для консультаций был таким удобным и привлекательным. Сезонные цветы, красные тюльпаны, нарциссы или орхидеи, часто украшали стол, на котором были выставлены ценные предметы старины. Сергей Панкеев[197], ставший пациентом Фрейда в 1910 году, вспоминал, что растения делали комнату «живой» и что «все здесь создавало ощущение того, что человек может наконец оставить позади спешку современной жизни, что он защищен от повседневных забот».
Психоаналитик и пастор Оскар Пфистер[198] после смерти Фрейда написал Марте письмо, в котором он вспоминал свой первый визит в их дом в 1909 году: «В вашем доме я чувствовал себя как в солнечном весеннем саду, слышал веселых жаворонков и дроздов, видел яркие цветочные клумбы и предчувствовал богатое благословение лета». Цитата