Когда Педро взошел на престол, ему было пятнадцать лет, и он находился под влиянием своего главного министра, дона Хуана Альфонсо Альбукерке, который был его наставником, и своей матери, Марии Португальской, жены Альфонсо XI, которую тот отдалил от себя. Альбукерке был умелым государственным деятелем, он был прекрасно образован и предан королю, но был склонен видеть в политических оппонентах личных врагов, которых следует убрать. Мария, сильная и мстительная женщина, была сходна с ним в ревности и нетерпимости. Вскоре после коронации Педро она приказала (несомненно, с согласия сына) арестовать и казнить свою соперницу Леонор[279]. Но эта подлость ударила по ней бумерангом, вызвав глубокое возмущение со стороны представителей высшей знати, которые были близкими союзниками Альфонсо XI и друзьями его злодейски убитой любовницы. Судя по свидетельствам, только сыновья Леонор, в особенности Энрике, граф Трастамара, выказывали тенденцию к мятежу[280], в то время как некоторые представители знати выражали свою оппозицию только критикой режима. Основной мишенью этой критики был Альбукерке, мозг правительственной политики, получивший практически диктаторские полномочия. Под его влиянием юный Педро вскоре стал относиться ко всем критикам как к бунтовщикам, которые должны быть уничтожены. В последующей чистке многие аристократы были схвачены и грубо высланы без всякого суда[281]. В глазах многих Педро с самого начала выглядел безжалостным тираном, для которого не существует закона.

Таким образом, его правление началось с мести и кровопролития — этих близнецов, детей зла, которые обозначили весь курс царствования Педро, и, к несчастью для евреев, инициатором этого курса был их стойкий защитник Альбукерке. Альбукерке привел в королевскую администрацию своего финансового помощника Самуэля га-Леви и сделал его верховным казначеем (Tesorero Mayor) королевства[282]. Дон Самуэль был настолько близок к королю, что осмелился выступить против своего патрона, когда Альбукерке вступил в конфликт с королем по вопросу, приведшему к разрыву их отношений. Дон Самуэль фактически занял место Альбукерке как главного фаворита короля[283] и министра. Он также стал членом королевского совета[284] — назначение, продиктованное его ответственностью за многочисленные вопросы и его тесной дружбой с королём.

Дон Самуэль был одним из самых высокопоставленных лиц при дворе, которые были среди евреев в христианской Испании. Только Йосеф де Эсиха и Авраам Барчилон могли, возможно, сравниться во влиянии с доном Самуэлем[285]. Но его быстрое возвышение к почету и власти и его трагическая судьба спустя десять лет службы бросили тень на переходный период, закончившийся катастрофой 1391 г.

Дон Самуэль занял свой высокий пост при дворе, когда Испания всё ещё мучилась болью от несчастий чумы, и в Кастилии, как и в Арагоне[286], росла народная враждебность к евреям. Необходимо заметить, что Испания 1350 г. не допустила таких зверств против евреев, которые происходили в Савойе, Швейцарии и Германии во время «черной смерти». Из всех районов Испании только в Каталонии наблюдались нападения на евреев во время чумы[287], в Кастилии не было свидетельств ничего подобного. Но это не означает, что враждебность к евреям была в Кастилии меньше, чем где бы то ни было на полуострове. Петиции, поданные Педро I на кортесах (Вальядолид, 1351 г.), ясно свидетельствуют об этом[288]. Города требовали, чтобы евреи были обособлены, жили в отдельных кварталах и были отмечены как низший класс как внешне, так и в гражданских правах. Например, они просили короля запретить евреям использовать христианские имена, носить дорогую одежду и нанимать нянек-христианок для своих детей[289]. Поразительно, что занимало их мысли, в то время как королевство было занято такими срочными проблемами, как здоровье, безопасность и пропитание подавляющего большинства населения!

И действительно, из заседаний тех кортесов мы узнаем, что банды разбойников, которые «не боятся ни Бога, ни короля, ни его наказаний», причиняют «множество смертей, разрушений церквей, разбоя на больших дорогах, краж, изнасилований, похищения людей и их заточения», так что никто не может чувствовать себя в безопасности в своем доме[290]. Об экономическом состоянии народа мы можем судить по тому, что поверенные просили в своей петиции отменить закон, принятый на кортесах в г. Алкала (1348 г.), запрещающий евреям ссужать деньги под процент[291]. Так, через каких-нибудь три года после того, как они с трудом выиграли битву против «еврейского ростовщичества», города отказались от плодов своей победы и попросили восстановления status quo ante. Что может убедительнее доказать беспочвенность обвинения, повторяемого в течение столетия, в том, что ссуды под проценты сокрушили их (и потому должны быть запрещены), или яснее продемонстрировать слабость этого обоснования (закона Церкви, которым они «оправдывают» свое требование)?

Теперь, как и прежде, все, чего они пытаются достичь, это облегчение их материальных бед и тягот, происходящих от полуфеодальной экономики, которая не сумела приспособиться к нарождающемуся капитализму. Однако вину за это они возлагают на евреев, чьи предложения кредитов могут только смягчить, хотя никоим образом не устранить, пороки системы. Невозможно не прийти в изумление от наглости, как и от бесстыдства, продемонстрированных в их попытке унизить евреев, в то время как они хотят получить жизненно необходимую помощь путем возобновления денежных кредитов, которые они так поносили. Неудивительно, что они просили короля отменить его разрешение евреям приобрести землю (возле Дуэро) в качестве альтернативного источника заработка, когда им запретили ссужать деньги[292]. Они не только хотели позволить евреям заниматься этой «греховной» деятельностью, они явно хотели поставить евреев в условия, которые заставят их заниматься исключительно этим.

Королевский ответ на вышеупомянутые петиции был по существу негативным. Король, как сказано в его ответе, рассмотрит проблему и будет действовать в соответствии с тем, что будет служить его интересам и интересам страны[293]. Королевский ответ на самом деле представлял собой решение главного министра Альбукерке, «кем были созданы и проведены [в то время] все декреты королевства»[294]. А шаги Альбукерке, касающиеся евреев, были сделаны, по всей вероятности, после того, как были одобрены его другом и советником Самуэлем га-Леви, теперь казначеем Кастилии. Многие евреи должны были прийти к заключению, что предоставление кредитов стало в новых условиях весьма ненадежным делом. В свете упразднения четверти всех долгов христиан евреям, закрепленных письменными соглашениями[295], и повторного моратория на эти долги, объявленного Альфонсо XI, начиная с 1345 г.[296] ссужение денег приблизилось скорее к убытку, нежели к доходу. У евреев не было явной причины вновь заняться этим и отказаться от права