застали Старца лежащего на кровати, больного и слепого. После моего краткого рассказа он сказал:

— Мы позвоним вашему Старцу, но сначала возьми вон тот радиоприемник, поставь на икону Богородицы слева, и настройся на волну Пирейской Митрополии («Пирейская Церковь»).

— Ну и ну, Старец! — Ты же святой человек, а у тебя тут и радио, и телевизор…[40] Ты же болеешь, и к тому же ослеп, на что оно тебе?

— Эх, ты… Это у меня для мирян, чтобы быть с ними доступней, чтобы им легче было подружиться. Сам-то я не вижу, но… вот они приходят сюда, и думают, что я нечто, что я святой…. Ты поставь приемник сверху иконы, слева, там хорошо ловит. Найди эту волну, и включи погромче, чтобы было хорошо слышно.

Там была большая икона Богородицы «Благодатная», она стояла на столе и опиралась на стену. Я поставил туда приемник, но не мог сразу поймать волну и сразу вышел на балкон, пытаясь ловить там. Хотя Старец был слеп, он сразу крикнул мне:

— Что ты там делаешь? Я же сказал тебе поставить на икону!

— Отче, я ищу какое-нибудь место получше.

— Эх, парень! Разве ты не знаешь про послушание? Я же сказал тебе поставить туда. Ты что, строишь из себя умного? Сюда ученые приходили, со специальными устройствами, все проверили, и вычислили, что это самое подходящее место… Ты кто, вообще? Ты не научился послушанию?

— Старец, оставим это, — скажи лучше, что нам делать с подарком. Надо его брать?

— Подожди, сначала переговорю с Игуменом.

Межу тем, я поставил приемник на нужное место, и он сразу четко поймал волну. В то время как радио громко работало, мы позвонили в наш монастырь, и Старец начал обмениваться любезностями с нашим Игуменом. Вскоре, нисколько не затронув нашу тему, он вдруг повесил трубку и спросил меня:

— Радио… — почему оно не играет?

— Я его выключил. Вы же разговаривали с нашим Игуменом!

— Ох! Разве я говорил тебе выключать? Я хотел, чтобы его было слышно во время нашего разговора…

Я был молодым и неопытным монахом, и не понимал, что таким образом Старец хотел хоть как-то ослабить то почтение и хвалу, которые проявлял наш Игумен к его личности. Ведь почти все его хвалили за его невероятные дары, а некоторые даже целовали ему ноги, и называли святым. Так что радио и телевизор были своего рода уловкой, чтобы умерить растущую волну похвал.

Послушание

Итак, я спросил:

— Ну, так что? Брать нам подарок?

— Ну-ка дай руку…

Как только он взял меня за руку, то сразу бросил ее вниз, говоря:

— Ты не исполняешь послушание. Послушанию ты не научился. На свой монастырь ты будешь смотреть издалека! А твой тон в разговоре с тем человеком говорит о твоей злобе. То, что ты сделал — таит в себе зло. Это никакое не исповедание! Мать этого человека — воцерковленная женщина, и она каждый день говорит ему про брак. Ему хорошо известно, что нужно делать. И теперь вот вы, приехали со Св. Горы, и он так хорошо вас принял. Прекратил все свои дела, собрал всех, чтобы вас поблагодарить. Принял вас с радостью, угостил, приготовил столь дорогой подарок, тем самым проявляя самое доброе намерение! Он бы потом приехал на Афон, и изменился. И даже сочетался бы законным браком. А теперь он думает: «Если они здесь ко мне так отнеслись, то, что же будет там! Сожрут с потрохами!». Он был уже у вас в руках, попал в сеть, и вы легко могли привести его к Богу… Разве так надо себя вести? Что это за манеры? Или Церковь вручила тебе посох, чтобы пасти народ, и при том бить его? Разве тебе дан посох? Только Игумен имел право говорить с ним. Или какой-нибудь владыка, или духовник, — у кого есть право духовно окормлять народ. А ты не можешь унижать человека, да еще перед другими! Если ты хотел сказать ему нечто, то надо было отвести его в сторонку, дружески похлопать по плечу, спросить (ласково): «Эх…, Ф., может тебе стоит подумать на эту тему?» — вот таким образом люди разговаривают… А ты что? Ты кто такой?!

Отец Ф. при этом очень сконфузился, даже испугался. Он был человеком робким, и Старец разговаривал с ним очень почтительно, тогда как меня он смирил, ради моего исправления. Я снова набрался смелости, и не делая паузы снова спросил:

— Старец… так нам забирать подарок?

— Да, забирать. Разумеется, надо забирать.

Я обрадовался, так как на самом деле мне хотелось получить этот подарок. В конце концов, этот предприниматель потом сделал еще один дорогой подарок для нашего монастыря.

«…Издалека»

Мы уехали, я сильно переживал по поводу тех его слов: «на свой монастырь ты будешь смотреть издалека…». Я был тогда еще совсем молодым монахом, мечтал о своей будущей монашеской жизни. По возвращении в монастырь Игумен утешал меня: «Эээ… так Старцы разговаривают, не переживай. Он хотел тебя проучить». А мой друг, о. П, говорил мне: «Я довольно близко его знаю. Этот нагоняй означает, что ты ему не безразличен, что он тебя любит. Это хороший знак. Значит, что ты принимаешь выговор, и тогда это поможет тебе исправиться. Монаху нельзя впадать в гордость от высокого о себе мнения. Монах должен лицом к лицу столкнуться со своими сокрытыми внутри страстями. Когда же он показал их тебе как в зеркале, это значит, что он имеет надежду на твое исправление, на твое будущее…»

Также он открыл мне секрет, что еще тогда, когда будучи мирянином он посещал Старца в его каливе, тот знал, что я стану монахом, и заблаговременно просил его за мной присматривать.

С той встречи прошло примерно двадцать три года, я по-прежнему причислен к монастырю Григориат, но живу на одной из келий монастыря в Кареях, и в этом смысле «смотрю на свой монастырь издалека».

Несмотря на то, что Старец отругал меня, я чувствовал к нему большую любовь и близость, поэтому иногда звонил ему. Я чувствовал, что он молится за меня, и по-настоящему меня любит.

«Святый Мина!»

Через некоторое время, зимой, Игумен послал меня в Салоники за разными покупками. В какой-то момент я вдруг обнаружил, что потерял блокнот с отрывными талонами на налоговую скидку, на которых уже стояла монастырская печать. Это было очень серьезное происшествие; опечаленный я сел, достал четки и начал молиться святому Мине. Этот святой имеет особенный