– Странное дело, в Европе все полагают, что эта техника боя придумана японскими самураями.

– Нет! – резко ответил воин, ни на секунду не останавливая тренировку. – Позаимствована ими. Украдена!

– Стало быть, история взаимоотношений японцев и айнов не так благостна, как ее преподносят официальные летописцы микадо?

– Ну разумеется! – айн жутко оскалился. – Они столетиями нападали на наши деревни на Хонсю, а затем и Хоккайдо. Мы храбро сражались, но нас было гораздо меньше. Мы отступали на север. Те, кто оставался на землях предков, вскоре забывали родной язык и обычаи. Сегуны веками утверждали – в Японии живут только японцы. Вы, айны, либо станете японцами, либо умрете. И здесь, на Камуй-Кара-Путо-Я-Мосир, что на нашем языке означает «земля устья бога», нам не дали бы покоя. На наше счастье, вы, русские, сюда пришли первыми. Однако это не означает, что мир навеки воцарился на нашей земле. Мы получили лишь передышку, и она уже подходит к концу…

– Что ты имеешь в виду? – взволнованный Родин и сам не заметил, как перешел на «ты».

– У белого орла две головы, да глаза, похоже, стали подслеповаты, – в густые усы усмехнулся здоровяк и двумя широкими дугами обозначил ложную атаку, которую завершил молниеносным выпадом. – Скорая война неизбежна. Японские разведчики были здесь, в самом сердце острова. Я покажу тебе позже их вещи, чтобы ты убедился.

– Айны будут драться на стороне нашего царя?

– Айны предпочли бы остаться в стороне, – с неожиданной тихой грустью ответил воин. – Ведь японцы погонят в головных отрядах наших братьев. Тех, которые еще совсем недавно были айнами.

Он остановился, обтер безупречно чистое лезвие меча краем рукава халата и бережно вложил клинок в резные деревянные ножны.

– Меня зовут Синукар Карадаруй. Я военный глава этой общины. Мы здесь все одна большая семья. Старики правят мирными делами, а мое дело – вот! – и вождь поднял над головой меч. – Я знаю, что ты переживаешь о своей храброй женщине и мальчишке, который вас сюда привел. С ними все в порядке, не беспокойся…

В этой части острова небо было безоблачным гораздо чаще, нежели в прибрежных областях. Однако и колебания дневной и ночной температур тоже были значительнее. Но в потаенной долине айнов тепло задерживалось. Родин объяснить этого не мог.

Синукар цветисто рассказывал, что злым богам горных недр, южных штормов и северной стужи преграждает путь великий Санруверопо – «тот, кто оставляет большие следы», предок всех айнов.

А мальчишка-японец говорил, что в этом месте так было всегда – еще до прихода людей. Мол, ему об этом поведали изящные японские журавли, мудрые черные вороны с доброго гуся размером и лисы, которые когда-то могли превращаться в прекрасных женщин. То есть как говорил… Голос этого удивительного отрока звучал в голове Георгия, но при этом сам Кинтаро (так он назвался опять же в голове у доктора) не размыкал губ. Чего греха таить, в первый момент Родин подумал было, что все – здравствуй, желтый дом! Не выдержала психика столкновения с реалиями сего самого странного клочка российской земли. Впрочем, Оболонская быстро его успокоила:

– Не пугайся, хороший мой! Не все, чего нет в премудрых энциклопедиях, обман и шарлатанство. И не стоит усматривать признаки сумасшествия или козней врага рода человеческого там, где их нет!»

В этой наголо бритой женщине, голова которой уже обросла нежным пушком, сложно было угадать то нервное и отчаявшееся существо, которое влачило полную лишений каторжную жизнь. В деревне айнов Ася расцвела, налилась румянцем, ее угловатость исчезла без следа, а лицо сияло умиротворением и какой-то особой смесью мудрости дальневосточного мыслителя и обычной русской бабы. Несмотря на то, что айны выдавали, как правило, беглых каторжан и ссыльных властям, она на сей счет не переживала ни секундочки. Еще по пути к деревне Кинтаро предсказал ей – слишком мы нужны этим лесовикам, чтобы они от нас отказались. Оболонская своему маленькому проводнику к тому моменту уже верила безоговорочно. Слыханное ли дело – оторваться от погони и не сгинуть в суровой сахалинской тайге! Да такое не каждому взрослому охотнику по силам и умениям, что уж говорить о мальце-чужаке. А он ей так просто кинул мысль – мол, меня жители леса ведут, звери да птицы. С такими помощниками никто не заблудится! Все это Ася пересказывала своему ненаглядному Георгию, от которого она теперь не отходила ни днем, ни ночью. И вскоре ее убежденность в избранности, особой судьбе Кинтаро передалась и доктору.

Умения мальчика у айнов не вызывали сомнения и отрицания, как у европейцев. Со слов Синукара, такие ребятишки рождались раз в два-три поколения. Верховный бог Аиойна посылал на землю своим детям-айнам подобных умельцев, дабы те не теряли связи со всем живым, что населяет землю, небо и море. Впрочем, с того момента, как японцы начали прижимать айнов на Хоккайдо и на Курилах, Кинтаро являлись все реже и реже. К примеру, никто из живущих в этой долине, даже ветхие старцы, ни разу не встречали человека, умеющего понимать язык зверей, птиц и рыб. А потому шаман без устали проводил один за другим обряды, готовясь к священному празднику – самому главному у айнов. И Кинтаро в этом празднике отводилась особая роль…

Родин мог уже вполне сносно передвигаться и даже успел разок составить компанию рыбакам в походе на гольца, когда настал в деревне Медвежий праздник. С раннего утра обычно тихая и молчаливая деревня наполнилась криками, шумом и гамом. На улицах охотники и ремесленники плясали воинственные танцы, тон которым задавал Синукар, обрядившийся в невероятно пышные и красочные одежды. Трижды мужчины разделялись на две группы и инсценировали битву. Стремительные броски и выпады смертоносными клинками и копьями, гортанные выкрики, вой победителей и стоны «раненых» – со стороны все это выглядело весьма убедительно. Воины обильно пили вино ярко-красного цвета, в лучах солнца неотличимое от артериальной крови. Предложили чашу и Родину. Запах был очень резким и скорее неприятным, чем притягательным. Однако Георгий, переборов сомнения, угощение не отверг. Храбрость была вознаграждена вкусом – тонким, дразнящим, с приятным балансом кислого и сладкого.

– Что это за напиток? – вполголоса он поинтересовался у Оболонской.

– Перебродившая ягода-клоповка, или же красника, – ответила та, ослепляя его счастливой улыбкой. – Растет на сопках в самых медвежьих местах. А это, по верованиям айнов, наделяет ее особой силой. Впрочем, от цинги и любых простуд защищает надежно – и это уже медицинский факт!

– Да и на вкус недурственно, – пробормотал Родин. – Вот только запах… Впрочем, понятно теперь, почему ее называют клоповкой!

С площади раздалось призывное пение шамана. Воины немедленно прекратили разыгрывать сценку безжалостного истребления самурайского отряда и потянулись на звуки. За мужчинами устремились женщины, дети, старики – все население деревни до единого человека.

– А где наш мальчик? – спохватился вдруг Георгий. – Опять ушел в лес разговаривать с лисами? Надо бы позвать его – праздник же пропустит!

– Не пропустит, – прошептала помрачневшая вдруг Ася. – Я пыталась отговорить шамана – мол, не по возрасту ему еще… А он только смеется – мол, женщина-чужестранка, так ты и не поняла, что по силам истинному Кинтаро!