Зная, что у меня в запасе еще восемь минут, я дал газ, доведя обороты двигателя до шести тысяч в минуту. «Китобой» послушно ускорился, и мы помчались по волнам со скоростью больше пятидесяти миль в час. Когда громада моста понеслась нам навстречу, Клей на носу поднял вверх обе руки и запел. Из-за рева мотора я не мог разобрать ни слова, но был уверен, что это – песня свободы. Я бы и сам запел что-нибудь героическое, но сейчас у меня были заботы поважнее.

Когда мы приблизились к мосту, сирена завыла снова. Должно быть, включавший ее оператор моста заметил меня и понял мое намерение. Если мы не успеем, стальная конструкция моста опустится достаточно низко, чтобы снести крышу центральной консоли как раз на уровне моей головы. Я не сомневался, что мы проскочим, но оператор, несомненно, считал иначе, поскольку дал третью серию гудков. Сирена взревела, заглушая Клея, и Летта крепко вцепилась мне в плечо. Мы мчались со скоростью кометы, но я все равно вдавил газ до отказа, направив лодку в самую середину открытого пролета моста. Однако этого мне показалось мало, и я изменил наклон двигателя так, что в воде оставался только гребной винт со втулкой.

И мы успели. Фермы моста начали опускаться; до них оставалось меньше двадцати футов, когда мы пронеслись под ними. Оператор, наверное, еще продолжал выражать (вслух, скорее всего) свое недовольство моим недисциплинированным поведением, когда мы выскочили с другой стороны моста. Здесь Летта отпустила мое плечо, которое сжимала мертвой хваткой. Она тяжело дышала, ее щеки разрумянились от возбуждения. Клей на носу продолжал петь, подняв руки над головой. Ящик Дэвида как ни в чем не бывало светился оранжевым.

В Стюарте можно было без проблем заправиться, поэтому я плюнул на экономию топлива и продолжил двигаться со скоростью сорока с лишним миль в час. Космический центр имени Кеннеди остался позади, и слева от нас возник остров Меррит. Когда справа появился город Коко, я показал Летте налево, на почти незаметный грузовой канал для барж.

– Он ведет через весь остров к порту Канаверал, где базируются подводные лодки «Трайдент».

После Коко Индейская река начинает сужаться, причем остров Меррит защищает ее от ветра. Заметив, что волны стали совсем мелкими, я снова прибавил скорость, так что теперь мы мчались со скоростью сорока семи миль в час. За считаные минуты мы оставили позади Коко-бич, базу ВВС Патрик, Сателлит-бич и оказались вблизи Мелборна и Палм-бей, где я наконец снизил скорость до тридцати. Клей к этому времени перестал петь и раскашлялся, и я подумал, что, быть может, причиной этому был сильный поток встречного воздуха. Как бы там ни было, как только мы замедлились еще немного, его кашель почти прошел.

Прошло еще сколько-то времени, и мы оставили за кормой и Палм-бей, и Малабар, и Винтер-бич. У Веро-бич Канал сузился, а плотность движения увеличилась: то и дело мы либо встречали яхты, идущие на север, либо обгоняли рыбаков, возвращавшихся домой после многочасовой рыбалки в манграх. Вечер уже вступил в свои права, и я, стараясь выиграть еще хоть немного времени, делал все, чтобы преодолевать кильватерные волны встречных судов с минимальными потерями. Несмотря на все мои старания, толчки все же получались довольно сильными, и вскоре я заметил, что Клей переносит их не особенно хорошо. Если бы не «бобовый мешок», который их смягчал, он, быть может, и вовсе их не выдержал бы, однако даже с «мешком» ему приходилось туго, хотя за Веро-бич началась зона тихого хода Сент-Луси и Форт-Пирса. После автомобильного моста, по которому проходила магистраль А1А, зона тихого хода закончилась, но, обернувшись через плечо, я убедился, что проигрываю гонку с заходящим солнцем. С тяжелым сердцем я вновь прибавил газ и не сбавлял хода, пока мы не прошли через мост у Сьюэл-Пойнт, который находился уже почти на окраине Стюарта.

Вскоре наступили сумерки, и водное пространство украсилось красными и зелеными ходовыми огнями многочисленных лодок и яхт. Только тогда я выключил передачу, позволив «Китобою» скользить по инерции по гладкой, как стекло, воде. Судя по выражению лица Летты, она была в восторге от наших сегодняшних достижений и предвкушала завтрашние перспективы. Действительно, за прошедший день мы преодолели довольно большое расстояние, однако ей было невдомек, что, будь я в лодке один, сейчас я находился бы на сотню миль южнее.

Но я не стал ей ничего говорить. Снова включив малый ход, я направил лодку дальше. Слева от нас тянулся остров Хатчинсон; несколько огней обозначали вход в пролив, ведущий в океан, но двигаться к нему по прямой я не мог из-за наносного песчаного вала, который протянулся почти на полмили. Во время отлива он появлялся над водой и служил излюбленным местом отдыха для любителей походить на веслах или покататься на гидроциклах. Насколько я знал, большинство местных жителей приобретали лодки исключительно для того, чтобы иметь возможность добраться до этого вала.

Здесь я заглушил мотор и, пустив «Китобой» по течению, отвел Летту на корму, сделав вид, будто хочу ей что-то показать. Она, разумеется, не подозревала никакого подвоха, поэтому, когда я столкнул ее в воду, для нее это стало полной неожиданностью. Как, впрочем, и для Клея, который от удивления даже поднялся, держась за стойку крыши. Солдат с лаем бросился на корму и хотел прыгнуть следом, но я удержал его за ошейник.

В первую секунду Летта ушла под воду, но вскоре ее голова появилась над поверхностью. Летта отплевывалась и размахивала в воздухе руками.

– Плывите, – сказал я спокойно, но твердо. – Плывите, Летта.

Отчаянно барахтаясь в воде, она издала громкий вопль, поперхнулась и снова закричала. Летта была вне себя от страха. Течение уносило «Китобой» все дальше от нее, и я повернул руль так, чтобы лодка ткнулась носом в песчаную мель. Но Летта об этой отмели не подозревала. Вернувшись на корму, я увидел, что она тонет по-настоящему, и тоже прыгнул в воду.

Подплыв к ней в два гребка, я обхватил ее за бедра и приподнял, так что ее голова сразу оказалась над водой.

– Летта… – На одно мгновение ее испуганные глаза встретились с моими, и я добавил: – Просто плывите…

И, отпустив ее снова, я отплыл на пару футов назад.

То, что произошло дальше, я объяснить не возьмусь. Помогла ли Летте ее танцевальная подготовка, или то был страх, а может, она просто разозлилась, что я снова ее отпустил, и захотела меня как следует проучить… Как бы там ни было, она начала отчаянно работать ногами и руками. Как только она сделала первое более или менее согласованное плавательное движение, ее голова тут же показалась над водой и больше не исчезала. Я видел, как она вдохнула – раз, другой, третий… Продышавшись, Летта понемногу сообразила, что не только не тонет, но даже не погружается, и начала разворачиваться в воде, двигаясь против часовой стрелки. Но, повернувшись на сто восемьдесят градусов, она увидела меня, и ее восторг, вызванный осознанием того, что она действительно плывет, исчез, уступив место ярости.

– Мерзавец! Негодяй! Ненавижу тебя!

– Я знаю.

Она продолжала уверенно держаться на воде, и я отплыл от нее еще на пару шагов.