– Валерия не может выходить в город, у нее начинается паника. Она боится людей, машин, улицы.

– А в кино с мужем идти – пожалуйста, – ехидно напомнила ему мать.

– Правильно, – кивнул сын, – я был у психолога, он мне объяснил: рядом с человеком, которому Лера безоговорочно доверяет, агорафобия уходит. Но стоит ей остаться одной, у нее начинается истерика, она может погибнуть, потому что не отвечает за свои действия.

– Здорово, – всплеснула руками Анна Николаевна. – Работать красотуля не может, за продуктами не ходит! Нашел хозяйку!

– Лера болеет, ей надо помочь, сделать так, чтобы жена забыла тяжелые времена, – сказал Володя. – Мама, она рано лишилась родителей!

– Я стала сиротой в пятнадцать, – отбрила Анна Николаевна, – а когда твой отец умер, тащила тебя в зубах одна. Всю жизнь пахала и на пенсии работать продолжаю. Может, ты обо мне позаботишься?

– Какая ты злая! – вспыхнул Володя. – Я непременно вылечу Валерию, насобираю денег на лучшего психотерапевта и справлюсь с ее болезнью.

Слово «психотерапевт» подействовало на Анну, словно красная тряпка на быка. Мать не удержалась и высказала сыну в лицо все, что думает о ленивых бабах, психологах-мошенниках и наивных мужьях, которым легко запудрить мозги.

Отношения между ней и сыном испортились. Володя стал работать по ночам, откладывал деньги на лечение Леры.

После внезапной смерти сына Анна Николаевна обвинила Валерию в его убийстве и приказала:

– Уходи из моей квартиры.

Лера плакала и повторяла:

– Боюсь, боюсь, боюсь.

– Я тебе не наивный Володя, – вскипела свекровь, вытолкала рыдающую невестку на улицу и приказала: – Жди тут. Вынесу твое шмотье.

Но побросать вещи вдовы и Насти в сумку Анна не успела. В дверь позвонили, на пороге стоял сосед с первого этажа.

– Аня, беги скорее вниз, – закричал он, – Валерия без сознания на скамейке лежит, Настя рыдает. Вот бедные, лишились такого мужа и отца!

Что оставалось делать Назаровой? Квартира у нее в ведомственном доме, получена еще в советское время, в подъезде живут хорошо знакомые люди. Они начнут судачить, осуждать Назарову, а Анна Николаевна очень зависима от чужого мнения, пришлось ей изобразить озабоченность и забрать Леру домой.

– Простите, – лепетала Валерия, – я не нарочно. Едва осталась одна, как будто свет выключили. Я больна! Мне плохо.

Но Анна Николаевна вновь не поверила молодой женщине. Хороша болезнь! Как это, невозможно выйти на улицу? Выдумки лентяйки! Валерка надеется и дальше ехать на чужой шее, да еще повесить на нее убогую Настю.

И свекровь объявила невестке войну.

В ход пошли все методы. Назарова не останавливалась ни перед чем. Но Валерия предпочитала сидеть голодной дома, она ни разу не высунулась из подъезда, не дошла до ларька, где торговали хлебом. Настя тоже торчала в четырех стенах.

В конце концов положение стало безнадежным. Валерия худела, бледнела, перестала разговаривать, Настя прекратила плакать и просить еду, она лишь жадно пила воду из крана и пыталась воровать у «доброй» бабушки продукты. Но Анна Николаевна теперь не приносила домой ничего съестного. Даже сердце Змея Горыныча дрогнуло бы от сострадания: маленькая девочка рылась на кухне, пытаясь обнаружить там хоть что-то съедобное. Но Анна Николаевна держала оборону. Она уверилась – если даст сейчас слабину, то мерзкая, ленивая баба навсегда останется в ее доме.

Внезапно у Валерии стали появляться харчи. Назарова ликовала. Голод не тетка, поизображала невестка из себя больную и начала выходить на улицу, оказывается, у нее припрятаны деньги. Дело за малым – поймать врунью у лотка со жратвой и сказать:

– Хватит ломать комедию. В дом тебя больше не пущу, хоть всех соседей созови и в корчах свались.

В понедельник свекровь сделала вид, что идет на работу, а сама притаилась за тонером с хлебом. Ждать пришлось недолго. Из подъезда выскочила… Настя. Малышка торопилась на рынок, шумевший неподалеку, и стала рыскать в толпе. Через полчаса девочка выбралась из людской гущи и начала покупать еду.

Анна Николаевна обомлела. Валерия не высовывает носа из своей норы, она отправляет дочь воровать деньги, а та приобретает на них продукты. Вне себя от негодования Назарова пошла на работу. Настя официально удочерена Владимиром, по документам Анна Николаевна является бабушкой девчонки. В конце концов кто-нибудь схватит Настю за руку и оттащит в милицию. Начнется разбирательство, из отделения позвонят в Сбербанк. Воровка в семье сотрудницы, каждый день держащей в руках большие суммы денег? Каково? Начальство Назаровой не захочет детально разбираться, просто уволит ее. Анна Николаевна не знала, как ей поступить. Валерия оказалась хитрее всех лисиц, она загнала свекровь в угол.

В районе обеда Анна Николаевна не выдержала, пошла в туалет и разрыдалась. Мой вам совет: если решили плакать в служебном сортире или хотите там посекретничать по мобильному, сначала загляните в кабинки, убедитесь, что находитесь в одиночестве.

Назарова пренебрегла мерами безопасности, залилась слезами и, глядя в зеркало, стала причитать вслух, жаловаться на свою судьбу. Из кабинки выбежала перепуганная Зоя и начала расспрашивать Анну Николаевну.

Бывшая заведующая никогда не состояла в дружбе с Зоей, их связывали рабочие отношения, но в тот день Назарова окончательно потеряла над собой контроль и обрисовала тупиковую семейную ситуацию. Зоя погладила ее по спине и пообещала:

– Я вам помогу.

Состояние Анны Николаевны было таким, что она могла обратиться к кому угодно, хоть к черту лысому, хоть к психологу.

Лев, так представился психотерапевт, не замедлил с приездом. Он просидел в комнате Валерии пару часов, потом обнадежил свекровь:

– Ваша невестка – не самый тяжелый случай. У нее агорафобия, довольно распространенный в наше время недуг. Вот лекарство, его надо давать Лере два раза в день перед едой. Сразу хочу предупредить: Лера на самом деле больна.

– Ну-ну, – недоверчиво протянула Назарова, – она хитрюга и вас вокруг пальца обвела.

Психолог спокойно продолжал:

– Хотите остаться в своей квартире безраздельной хозяйкой? Тогда слушайте меня. Кормите Леру завтраком, обедом и ужином, иначе лекарство не даст никакого эффекта.

Лев был убедителен, Назарова стала кормить невестку супом и кашей. Спустя месяц Лера уже улыбалась, потом психолог уговорил ее выйти на улицу. У Анны Николаевны зародилась надежда: кажется, дело шло на лад.

Назарова примолкла, положила руки на столик и отвернулась к окну.

– А потом она ушла и не вернулась? – предположила я.

Женщина кивнула.

– Лев брал с вас деньги?

Кивок.

– Не дорого?

Кивок.