Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мисс Дэйвенпорт? – окликнула Оливию женщина на несколько лет старше ее. Кожа у нее была насыщенного темно-коричневого цвета, а к груди она прижимала спящего ребенка. – Это и вправду вы.
Оливия вежливо улыбнулась и быстро посмотрела по сторонам, пытаясь понять, услышал ли кто-то в толпе ее фамилию.
– Пожалуйста, зовите меня Оливия. Мы знакомы?
– Мы не были представлены официально, – ответила женщина. – Нам сказали, что ваша семья пожертвовала книги детской библиотеке, что некоторые книги вы привезли лично. Я только хотела сказать, что мой старший их обожает. – Она переложила ребенка поудобнее. – Такие люди, как вы и мистер Тремейн, по-настоящему бескорыстные.
Оливия застыла.
– Мистер Тремейн?
Во рту у девушки пересохло. Она поискала его взглядом. Оливия полностью сосредоточилась на том, чтобы улизнуть из дома незамеченной, и совсем не учла, что на митинге ее могут узнать.
– Да, мой муж работает на его избирательную кампанию, пока не найдет другую работу.
Оливия взглянула на полную благодарности улыбку женщины.
– Замечательно, – выдавила девушка.
Как она могла быть так неосторожна? Маленький подвал будто бы съежился, голоса стали казаться ей громче. Оливия оглядела присутствующих в поисках мистера Тремейна или любого другого знакомого, который мог бы сообщить родителям, где была их дочь.
– Жаль, что ему пришлось уйти. Рада была вас видеть, – сказала женщина через плечо и отошла.
По телу Оливии пробежала волна облегчения. Даже голова закружилась. Мистер ДеУайт, будто почувствовав что-то неладное, повернулся к выходу и спросил:
– Пройдетесь со мной?
Девушка кивнула и позволила ему вывести себя наружу. После давки в подвале летний воздух очень освежал. И пах угольным дымом. Они прошли мимо крепко обнявшейся парочки в переулке. Уши Оливии горели. Вашингтон ДеУайт был, можно сказать, чужой человек для нее. И никто, кроме Гетти, даже не знал, что Оливия не дома.
– И что вы надеялись узнать сегодня, Оливия? – спросил мужчина.
Они остановились под фонарем у закусочной. Мягкое звяканье столовых приборов перемежалось с гулом голосов, доносившихся сквозь качающуюся дверь.
– Не знаю, – призналась девушка. – Я столького не знаю и не понимаю.
– Я каждый день узнаю что-то новое. – Вашингтон ДеУайт убрал руки в карманы. – Не судите себя так строго.
Оливия фыркнула:
– Лучше предоставить это вам, Вашингтон? – съязвила Оливия, выгнув брови.
– Справедливо, – сказал активист с улыбкой. – Работа непростая, но все наши труды вознаграждаются.
Мужчина оглянулся туда, откуда они пришли. Взгляд его как будто улавливал то, чего не могла видеть девушка.
– Как вы стали правозащитником? – спросила она.
– Мои родители были активистами. Отец адвокат, мать учительница. Я всегда был окружен людьми, которые работали над переменами к лучшему.
– Значит, вы всегда хотели стать адвокатом?
– Нет, я хотел играть на саксофоне в джазовом ансамбле.
Оливия рассмеялась. Когда мистер ДеУайт не поддержал ее, девушка проговорила:
– Вы не шутите?
Мистер ДеУайт пожал плечами. На лице его была тоска.
– Я очень хорошо играл. И был настроен решительно. Но благодаря родителям колледж победил.
– Видимо, независимо от того, где ты родился, правило для всех одно: оправдай ожидания.
– Наверное. Но я не жалею. Я участвую в деле, которое куда важнее отдельной личности, и я чувствую особую близость к родителям, к своему сообществу, к каждому человеку, с которым я сталкиваюсь.
Он стоял в каких-то сантиметрах от Оливии. Девушка замерла, чтобы продлить этот момент. Да, мистер ДеУайт раздражал, но с ним было так интересно.
– А кем бы вы стали, если бы могли выбирать? – спросил он.
Оливия резко подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Сердце ее лихорадочно забилось, она пыталась найти ответ. Девушка запнулась, но решила ответить честно:
– Я никогда об этом всерьез не задумывалась. – Она ощутила внезапный озноб. – Эмм… я никогда… – И Оливия умолкла, вдруг осознав, что никто прежде не спрашивал ее, чего она хочет в будущем. Даже она сама. – Я… Извините, – сказала она.
Девушка прошагала мимо мистера ДеУайта. Ноги несли ее прочь от него, от здания, полного людей, четко знающих свою цель и страсть. А Оливия понятия не имела, чему она посвящала бы свое время, если бы ее расписание не складывалось из планов матери, требований общества, иногда даже капризов Руби. «Неужели я и впрямь была такой бездумной?»
– Эй, – шепнул мистер ДеУайт ей на ухо. Он мягко взял Оливию за локоть, и девушка обернулась к нему. – Ничего страшного, – сказал он. Голос мистера ДеУайта был добрым. – Хорошие новости: всегда можно решить, кем хочешь быть.
Оливия поморгала, чтобы сдержать слезы. Сглотнула ком в горле. Мистер ДеУайт еще держал ее за локоть. Его большой палец касался нежной кожи на сгибе локтя. Его прикосновение дарило тепло. Оно успокаивало, и это сбивало с толку. Не так давно Оливия могла бы поклясться, что если им суждено когда-то коснуться друг друга, то это будет в момент, когда она залепит молодому адвокату пощечину за его дерзость. А теперь лицо девушки горело при мысли, что его ладонь касается ее кожи.
Мистер ДеУайт убрал руку и сделал небольшой шаг назад.
– Что вам нравится делать? – спросил он. – Исключительно для себя?
Оливия подумала о тех моментах, когда она чувствовала себя совершенно счастливой и беззаботной. Когда хлестал ветер, когда по венам бежало воодушевление и когда в голове была только одна мысль: удержаться в седле.
– Ездить верхом, – призналась Оливия. Она подумала о том, что у каждой лошади в конюшне свой характер. И о том, как мало она ездила верхом с момента своего дебюта в свете прошлой весной.
– О, я как раз недавно познакомился с владельцем компании, производящей экипажи, и, судя по всему, у него просто бесконечное количество лошадей. Если хотите, могу вас представить.
– Как мило с вашей стороны, – рассмеялась Оливия. Дышать стало легче.
Они снова зашагали рядом. Девушка видела, как Гнедая, которая привезла их с Гетти сюда, с удовольствием хрустела яблоками, которыми угощали ее двое ребятишек.
– А Джейкоб Лоренс любит верховую езду?
Услышав этот вопрос, Оливия отпрянула и возмущенно посмотрела на спутника. С его стороны это было непристойное любопытство. Девушка подумала, что этот человек соблюдает нормы приличия, только когда ему это выгодно.
– Не знаю, – сказала девушка.
– Я слышал, у вас все развивается быстро.
– Так и есть.
– Вы его любите?
– Люблю? – ахнула Оливия.
Ее лошадь ждала в нескольких шагах. Активисты вереницей выходили из дома Самсона и расходились кто куда. Гетти, заметив