Да, вот эта улица, вот этот дом, а вот Миколины дружки, которые пронаблюдали приезд их подпольного товарища с незнакомым шофером. Теперь нейтрализация Миколы вспугнет этих пташек с их насеста и не факт, что при этом сорвет оуновскую операцию. Не получилась у тебя, капитан, задумка с безболезненным определением места.

— Молиться будем? — пошутил «Жох», притормаживая перед воротами.

— Будем, — ответил заметно повеселевший при виде своих Микола. — А ты униат?

— Кто? — разыграл непонимание «вор».

— Да ладно.[36]

Ворота приглашающе распахнулись. Ну, что, капитан, спросил себя Шепелев, еще секунда в запасе имеется. Делать ноги или в пекло?

* * *

— Слушай меня, Микола, внимательно, — сказал «Жох», заглушив мотор грузовика в церковном дворе. — Я от тебя не отойду ни на шаг, моя рука всегда будет в правом кармане. Я и стрелять буду через карман. Если чего мне не понравится, ты умрешь. Запомни — ты в любом случае помрешь на один вздох раньше меня.

— Нравятся же тебе эти бесовские игры со смертью, — усмехнулся Микола.

— Я уже говорил, что нравятся, — серьезно согласился «Жох». И про себя добавил: «Очень надеюсь, что после всех происшествий ты, Микола, хотя бы не держишь меня за агента контрразведки москалей, это мне совсем ни к чему. Считай меня отчаянным, малость сумасшедшим уголовником».

Они вышли, каждый со своей стороны кабины, впрочем, капитан сразу прошел к Миколе. Отпускать его от себя он и в самом деле был не намерен. Пожалуй, в этом его единственная надежда на выживание и на срыв оуновской операции. И правую руку он не вытащит из кармана и не уберет палец со спускового крючка револьвера. Если придется погибать, то капитан госбезопасности Шепелев, а не уголовник Жох, лишит жизни этого отнюдь не рядового противника. Что не рядового — это подтверждало и то почтение, с которым обращались к Миколе подошедшие к нему хлопчики, недавно еще протиравшие штаны на лавке у ворот.

Говорили они между собой по-украински и бегло. Так что ничего не стоит Миколе передать своим, чтобы подошли незаметно со спины к этому москалю, приставили к виску пистолет и разнесли ему голову…

Однако, как понял Шепелев, Микола отрекомендовал его своим дружкам как «нашего союзника». Это годится.

Хлопчики осталась на дворе, а они с Миколой прошли к церкви. Зашли в нее не с главного, сейчас запертого входа, а с бокового, так сказать, служебного. То, что попадалось им по пути, мало напоминало храм. Не знай капитан, где оказался, мог бы принять этот коридор и помещения, мимо которых проходили, за изнанку советского учреждения, ну разве разместившегося в здании старой постройки. Веники и швабры под лестницей, бело-коричневая раскраска стен, мебель казенного образца. И вдобавок люди, приветствовавшие Миколу в комнате, куда они вошли, были одеты не в рясы и сутаны, а в красноармейское обмундирование.

Капитан не дал оттереть его от Миколы, когда тот обменивался рукопожатиями с липовыми бойцами Красной Армии. На незнакомца обращали внимание, но большого удивления его присутствие не вызывало. Если Микола посчитал нужным привести его с собой, значит, это соответствует интересам общего дела. А Микола, капитан это видел, у них в авторитете. Пожалуй, вытягивает на вожака. Однако спешить с окончательным выводом не стоит.

Ага! Капитан превратился в комок нервов и мышц, готовых к моментальному действию, разобрав, что Миколу спрашивают, а где остальные? Фу, немного отпустило. Микола что-то говорил насчет «потом» и «присоединятся». Значит, и ему самому не хотелось пускаться в длинные объяснения, что да как, которые повлекли бы за собой новые расспросы и, может быть, сбили бы у некоторых боевой настрой.

Но палец на спусковом крючке револьвера оставался напряжен, как и вся ладонь. А чтобы в случае чего нанести больший урон, капитан держал и левую руку в кармане, где лежал вальтер.

Но вообще не должен Микола кричать «Ату его, хлопцы!», успокаивал себя Шепелев. Видел же он, как уголовник «Жох» умеет обращаться с оружием, должно было подействовать, и времени прошло немного, чтобы он отошел от полученных впечатлений.

Шепелев испытал нешуточное облегчение, когда они с Миколой вышли из комнаты, оставив в ней «красноармейцев». Последних капитан, несмотря на отвлекающие обстоятельства, пересчитал. Шестнадцать. Да плюс Микола. И двое во дворе. И он один. Да, в футбол бы он при таком раскладе точно бы уступил оуновцам.

Комнату, в которую они перешли, можно было принять за кабинет начальника средней руки. Только телефон отсутствовал, а так все на месте, даже несгораемый шкаф. И мешки на полу вполне уместны в кабинете не слишком высокого начальника. Мешки Шепелев узнал. И содержимое не поменялось. В этом капитан убедился, когда и Микола принялся переодеваться в красноармейца.

— Что за маскарад? — Шепелев встал лицом к двери рядом с несгораемым шкафом, чтобы при необходимости укрыться за ним.

— Хочешь, тоже можешь переодеться.

— Нет уж. Похожу так. Казармы грабить собрались?

— Банк грабим.

Капитан не мог вспомнить точно, но вроде бы за все время их знакомства Микола впервые пошутил. Хоть корявая, но шутка это была. Это его так воодушевила предстоящая акция? Что, он выкинул из головы погибших и живет сейчас предстоящей акцией? Что ж вы удумали такое?

Натянув сапоги, Микола потопал по полу и недовольно поморщился.

— Жмут? — сочувственно спросил «Жох».

— Да, боюсь, мозоли натру. А другие в мешке еще меньшего размера.

— Ну, извини. Надо было перед тем как в баньку идти, записать твой размер на бумажку.

Микола извлек из брошенных на стул вещей свой вальтер.

— Поаккуратнее, я не сплю, — предупреждающе сказал «Жох». — На двух волынах пальцы.

— Ты сам случайно не нажми, — ответил взаимностью новоиспеченный рядовой красноармеец.

Потом он свернул одежду и бросил ее в еще один, уже не «банный», мешок. Надо полагать, предположил капитан, гражданку с собой возьмут, чтобы по завершения своего цирка тут же переодеться в менее приметные костюмы.

— Пора, — сказал Микола. И адресовано это было, как показалось капитану, самому себе.

Они вернулись в комнату общего сбора. Она пополнилась за время их отсутствия еще одним человеком. Священником. Капитан не сомневался в этом, хотя человек был не в ритуальных одеждах, а в гражданском костюме, хотя и чересчур строгом для простого гражданина. Но манера держать себя, натянутая на лицо маска благостности и пасторский взгляд, каким он окидывал свою сегодняшнюю паству, — все выдавало священнослужителя. Не стоило забывать и о здании, в котором они сейчас находятся.