Люба тоже поджала губы и молча вернулась в кассу. Ну, былотакое дело, один разочек Люба напрасно спустила собак на Ивановну. Но ведьпропавший буклет потом нашелся! И десятка, завалившаяся под стол, нашлась. Дочего же злопамятна эта старая крыска Лариска! Правда, Люба тогда, кажется, таки забыла перед ней извиниться… Но ведь это произошло чуть не два года назад,пора бы и забыть.

Лариса Ивановна с непреклонным видом поднялась на второйэтаж. Какая все-таки наглая эта кассирша Люба. Главное, Лариса Ивановна саматолько что собиралась попросить Любу подменить ее тут, у начала осмотра. Ей исамой ужасно хотелось посмотреть на эту Соню Аверьянову, у которой такойприличный вид и такая скандальная репутация. Но теперь, конечно, придетсяторчать на боевом посту несходно, никуда не отлучаясь, не то мстительная Любканезамедлительно настучит директрисе, а у той с пенсионерками разговор короткий.Вон сколько проблем было у Ларисы Ивановны в прошлом году, после ее слишкомдолгого больничного! Честное слово, некоторые люди относятся к старикам так,будто сами никогда стариками не станут.

Ну да ладно. Она все равно еще увидит Соню – когда та станетпереходить из зала в зал. И вообще, сегодня не вышла на работу смотрительницазала «Искусство Серебряного века», Лариса Ивановна ее как бы подменяет, вот тути разглядит эту скандальную особу как следует.

* * *

Этот роскошный дом на улице Минина был первым среди тех«сталинок», в которых, по мнению нижегородцев, живут исключительно небожителиили потомки старосоветских партийных чиновников. Теперь прежних жильцовмедленно, но верно вытесняют обладатели больших денег.

Что и говорить: дом внушительный, однако площадь возлепамятника Чкалову являлась местом проведения всех городских торжеств имитингов, сопровождавшихся мощными шумовыми эффектами. Не было воскресенья (ато и субботы), чтобы здесь что-нибудь громогласно не выкрикивали в мегафон илимикрофон, не грохотала звукозапись или «живая музыка», не пронзали небесаспортивные самолетики, не испускала чадные облака боевая техника, не гремелипушечные залпы, не маршировали милиционеры, пожарники, инспекторы дорожногодвижения, юные спортсмены, коммунисты, «белые цветы», участники всех войн иреволюций, бывшие пионеры, нынешние скауты, бастующие учителя, воинствующиехасиды – да мало ли еще кому взбредало в голову провести выходной у памятникаЧкалову! И невольными участниками всех этих торжеств становились жильцы доманомер один. На Первое мая и День города (а раньше и на Седьмое ноября!) окнафасада завешивались уродливыми плакатами, и чуть ли не всю зиму денно-нощномигала огнями огромная елка.

Словом, это был сущий ад.

Струмилин, проживавший в тихом домишке на тихой-претихойулице Сергиевской, бывшей Урицкого, даже удивился, что впервые встретился свызовом на суицид в дом номер один. По его мнению, здешние жильцы давным-давнодолжны были покончить с собой! Ну что же, наверное, у каждого из них огромныйзапас прочности, и он начал иссякать вот только сейчас.

При ближайшем знакомстве с ситуацией выяснилось, что запаспрочности иссяк не у всех, а только у одной женщины лет тридцати пяти,напившейся «какой-то дряни». Встречал врачей муж самоубийцы – крепкий мужик собрюзгшим лицом, седоватым ежиком, пузатый, в жеваных «бермудах» и несвежейфутболке. Типичный скоробогач в домашних условиях. Обстановка квартирыизобиловала атрибутами провинциальной мещанской роскоши, как-то: пластиковойприхожей, картинами из кожи на стенах (к счастью, вроде бы не человеческой!),назойливо журчащим фонтанчиком, телевизором два на два и множеством зеркал.

В огромной спальне с алым потолком и зелеными стенами лежалана растерзанной кровати с черными простынями дама в розовом пеньюаре – спосиневшим лицом.

Струмилин пощупал несчастной пульс – тахикардия, но все жепульс есть! – и приподнял веко. Увидеть зрачок он не успел – дама с хриплымстоном отодвинулась, сбросила его руку.

Итак, она даже в сознании!

– Радикулитом кто-нибудь из вас мается? – спросил Струмилин.

– Я, – хрипло выдохнул хозяин. – А что?

– Чувствуется, – заметил Струмилин. – Валюшка, для началавнутривенно по схеме и готовь промывание желудка.

– При чем тут мой радикулит? – мгновенно разъярился хозяин.– Вы лучше скажите, почему она такая синяя?

– Я и говорю, – кивнул Струмилин. – Поясницу чем растираете,меновазином?

– Ну да…

– Проверьте в аптечке, на месте ли это лекарство, однакоготов спорить, что не найдете. Заодно уточните, чего еще нет. Надо выяснить,что приняла ваша жена.

Мужик выбежал.

Валюха подошла к женщине со шприцем, однако та прижала рукик груди и свернулась в комок.

Не хотела она делать укол! Значит, пыталась отравитьсявсерьез, а не для того лишь, чтобы подергать за нервы супруга.

Струмилин слегка применил силу и левую руку высвободил.Валюха тотчас хищно вцепилась в нее, захлестнула жгут, ловко воткнула в венуиглу и принялась вводить лекарство, косясь на пять, как минимум, браслетов,обвивавших запястье самоубийцы. На другой руке позвякивала такая же выставка.

Струмилин же смотрел на синюшное лицо женщины, сморщенное отбессильной ярости, и думал о том, что, видимо, меновазин пошел уже на закуску,вернее, на запивку, когда она почти не соображала, что, собственно, принимает,не ощущала даже его мерзкого вкуса. Обычное дело! Человек дуреет от первой дозытранквилизаторов и начинает грести в аптечке все подряд, думая, что толькоусилит эффект. Струмилину приходилось иметь дело с людьми, которые вместе сявной отравой пили также слабительные и рвотные средства. Картина оказываласьвпечатляющая…

Меновазин – это, правда, экзотика. Жаль, что дама не видитсебя сейчас – уж, наверное, зареклась бы впредь совать в рот всякую гадость.

– Вы слышите меня? – спросил Андрей.

Дама резко дернулась – к счастью, Валюшка уже сделала укол ивытащила иглу.

Слышит, значит.

– Что вы пили? Пожалуйста, скажите, нам надо поточнее выбратьантидот.

Вопрос из разряда дурацких, конечно. Так она и скажет!

Прибежал хозяин с вытаращенными глазами:

– Нету меновазину! А чего еще нету, я не знаю. Там черт ногусломит, в этой аптечке.

– Мусорное ведро когда выносили? – спросил Струмилин.

– Че-го?!?!