которому мы себя не без оснований причисляли. Мы ждали перемен к лучшему от уже имеющегося! Причем ждали все – от молодого бунтаря Цоя до зубра советской международной политики Андрея Громыко.

А вот каких перемен – это каждый понимал по-своему. Граждане, если обобщить их желания, жаждали, как всегда, справедливости и еще большего материального благополучия – как на Западе, который к тому времени стал казаться нам, там не жившим и лишь одним глазком увидевшим прелести их буржуазной жизни, земным раем, вопреки учению марксизма-ленинизма построенному почему-то не у нас, в передовом социалистическом обществе, а там – на многократно проклятом нашими доморощенными теоретиками-фарисеями Западе. Мы жаждали избавления от надоевших, унизительных очередей почти за всем, что требовалось для жизни, – очередей, ставших так же, как и социальные права, обязательной принадлежностью нашего бытия. Мы хотели, чтобы не было блата для расплодившихся в позднесоветское время сынков и дочек номенклатурных «папиков», чтобы не было спецпайков, спецраспределителей, бюрократического засилья и «ненавязчивого» (а нередко, откровенно говоря, просто мерзкого) советского сервиса.

Интеллигенция, тоже как всегда, жаждала свободы – свободы слова, свободы совести (и от совести, как оказалось, тоже), свободного выезда за границу, молодежь – американских джинсов, пива в банках, жвачки и прочих атрибутов красивой жизни, которая, как она была уверена, доступна на Западе абсолютно всем. Начальники, большие и поменьше, хотели настоящего богатства, тоже как на Западе, коим они должны были владеть пожизненно, передавая его по наследству.

С этими слоями и прослойками все понятно. Но каких же перемен хотела власть, и так вроде бы имевшая все перечисленное выше? И зачем ей нужны были эти перемены, если у нее и без того все было?

Пожалуй, ответ довольно очевиден. Ведь власть, хоть и была уже довольно сильно отчуждена от общества, все же существовала не в вакууме, она знала о недовольстве народа, чувствовала это недовольство и понимала, что если она сама ничего не переменит, то перемены произойдут стихийно. В таком случае власть имущие свою власть непременно потеряют. Так что выбора-то у них не было. К тому же им, властям нашим, было хорошо известно о перекосах в народном хозяйстве, дошедших уже до критического уровня. О нефтяной игле, на которую уже тогда подсела экономика страны. Что-то со всем этим надо было делать.

Другое дело – стоило бы понять, что именно делать, какие нужны перемены. К каким целям надо стремиться. Как к ним нужно идти. По какому плану.

К сожалению, как показало время, такого плана ни в Политбюро, ни в ЦК КПСС выработано не было. Конечной цели перемен (или реформ), казалось, ни Политбюро, ни Горбачев с его пресловутыми «общечеловеческими ценностями» и Раисой Максимовной в качестве главного советника себе не представляли, ее не видели. Люди старшего поколения хорошо помнят эти метания нового генсека в начале его правления: то ускорение и «интенсификация» научно-технического прогресса, то антиалкогольная кампания, то выборы всех руководителей, вплоть до директоров предприятий, то гласность как высшее достижение той перестроечной «демократии», мгновенно вылившаяся в поливание грязью всего и вся, вплоть до Советского государства, его истории и даже народа. Или то было намеренное устройство управляемого хаоса, который быстро вышел из управления, и все пошло вразнос?

Многоопытные зубры советской государственной элиты, похоже, так до конца и сами не поняли, что произошло: почему казавшийся им таким послушным Горбачев, которого они именно за эту его слабость и управляемость (в отличие, например, от более сильного и самостоятельного ленинградца Романова) и выбрали на главный пост страны, вдруг вышел из повиновения, перестал прислушиваться к мнениям членов Политбюро, а потом и вовсе от них избавился, отправив всех на пенсию. «Не по Сеньке шапка», – повторял до конца жизни Громыко, предпочитая, видимо, считать, будто его выдвиженец просто не справился с управлением огромной державой на тернистом пути реформ и изменений, приведя ее в конце концов к развалу и распаду. Не в силах признаться, что сделал ставку не на человека, всего лишь оказавшегося слабым и недалеким лидером, а на предателя государственных интересов, который предпочел выбрать своими покровителями не старцев из Политбюро, а сильных и могущественных заокеанских хозяев, хладнокровно и расчетливо добивавшихся и добившихся своих целей. Победы в великой геополитической битве.

Эра «нового мирового порядка»

Но не слишком ли простое объяснение «величайшей трагедии XX века» (по словам В. В. Путина)? Получается: стране нужны были перемены. Это осознавали все, от простых граждан до высшего руководства государства. Для их осуществления члены Политбюро решили выдвинуть на главный пост сравнительно молодого, энергичного лидера, который не отличался сильным характером и потому должен был находиться полностью под влиянием более старших и опытных товарищей, готовых в критические моменты прийти на помощь, подстраховать, удержать от крайностей. А он оказался, если называть вещи своими именами, – изменником, предавшим не только своих партийных соратников, но и страну и народ.

Вроде бы, все логично и понятно, кроме двух вещей: как мог такой человек оказаться на вершине власти, столь долгое время там находиться и ничем себя, свои взгляды и свою сущность не обнаружить? Как такие прожженные политические зубры, как тот же Громыко, этого человека не разглядели? Неужели они так плохо разбирались в людях? Не может же быть, чтобы видели и понимали, но не находили ничего особо страшного, потому что его взгляды в чем-то совпадали с их собственными? И второе: зачем Горбачеву, вознесшемуся из провинциального Ставрополья на вершины власти великой державы, хоть и находящейся не в лучшем экономическом и политическом положении, но все еще по-прежнему могучей, потребовалось сдать ее Западу – нашему геополитическому противнику? И спуститься с равной с ним, противником, ступени на более низкую, стать зависимым, младшим, заискивающим партнером? Наконец, третье: если бы на том злополучном заседании Политбюро Громыко не предложил на пост генсека Горбачева, тогда бы перестройки и сползания страны в пропасть не произошло? Иначе говоря, субъективные причины привели к печальному результату или объективные? Этими вопросами наше общество мучается вот уже двадцать лет, боясь повторения того же сценария теперь уже с Россией.

Ответов, правда, за прошедшие годы накопилось множество, у каждого размышляющего на эти темы – свой. А вот убедительного нет как нет. Что заставляет нас снова и снова к тем вопросам возвращаться. Причем возвращаться далеко назад, поскольку возникли эти вопросы не вчера. Как считает Наталья Нарочницкая, известный православный политик и философ, «истоки и замысел многих явлений конца XX века следует искать в его начале».

Что же случилось в начале века?

Тогда, в 1910 году, президент США Д. Тафт сделал важное заявление о том, что «доллары будут сражаться вместо солдат, доллары